– Прочь! Герцог отдал строгий приказ никому с ней не разговаривать.
– Куда вы ее ведете?
– Здесь недалеко, но ее будут бдительно охранять. Вам запрещено приближаться к ней!
Кондотьер отпрянул, как будто его ударили: Фьора прошла мимо, даже не взглянув на него. Тогда он хотел ворваться внутрь герцогской палатки, но стражники словно предвидели это и скрестили перед ним свои копья. Потеряв рассудок от бешенства, Кампобассо принялся оскорблять их, но они оставались так же невозмутимы, и поэтому он решил направиться вслед за стражей, чтобы узнать, куда повели ту, которую он так любил.
Это было совсем рядом. Позади огромного герцогского шатра стояли палатки, предназначенные для некоторых офицеров. В одну из них, освободившуюся после гибели хозяина, Ла Марш ввел свою пленницу, осветив внутренности палатки взятым снаружи факелом. Внутри было довольно прилично: стояла походная кровать с подушками, одеялами, два сундука, в одном из которых хранились принадлежности туалета, большой металлический подсвечник, погасшая жаровня; тут же был ковер, который положили прямо на траву.
Один из солдат разжигал в жаровне огонь, а капитан в это время с помощью факела зажигал свечи:
– Я принесу вам ужин, – сказал Ла Марш Фьоре, которая, дрожа от пережитого, присела на край постели. – Еще я пошлю за вашим багажом, а завтра придет женщина прислуживать вам.
– Благодарю. Только зачем столько хлопот? Разве я не пленница?
– Здесь у нас нет тюремного помещения. Кроме того, герцог приказал, чтобы вы ни в чем не нуждались. Мне велено проследить за этим лично...
– Он очень любезен... раз так, не могли бы вы мне сказать, далеко ли отсюда палатка господина Селонже?
– Мне приказано вам этого не говорить, мадам. Вы здесь в некотором роде тайная узница, и вам запрещается выходить и общаться с кем бы то ни было, исключая меня и того, кто получит на это разрешение...
Фьора кивнула в знак того, что все поняла, затем встала и протянула замерзшие руки к огню. В голове не было ни единой мысли, как у человека, пережившего сильное потрясение, впрочем, она и не пыталась думать, а только ощущала свое измученное и озябшее тело, которое медленно отогревалось. Она чувствовала огромную усталость, которая приносила ей боль; усталость была вызвана совсем не долгой дорогой верхом, а этим внезапным и жестоким переходом от чувства ослепительной радости к глубочайшему горю, и теперь Фьора хотела только одного: спать! На многие часы погрузиться в глубокий сон, похожий на смерть. Рано или поздно придется просыпаться, но может случиться так, что силы и мужество вернутся к ней.
Она собиралась лечь, когда в дверях палатки с подносом в руке появился мальчик, элегантно одетый в расшитый серебром камзол из фиолетового бархата, в коротких светло-серых брюках и коротких сапогах из фиолетовой замши:
– Позволит ли мне благородная дама войти? – спросил он, сделав непринужденный поклон.
Он говорил по-итальянски, и Фьора улыбнулась. Это был первый мужчина, который вел себя с уважением по отношению к ней.
– Конечно! Мы что, соотечественники?
– Не совсем. Я римлянин: Баттиста Колонна, родственник князей Пальяно и паж моего кузена, графа де Челано, но недавно я перешел служить к монсеньору герцогу Бургундскому. А теперь, мадам, если вы не против, мы будем говорить по-французски, чтобы не насторожить часовых, – добавил он уже по-французски и поставил свой поднос на один из сундуков.
– Вам разве не нравилось служить графу Челано?
– Вовсе не потому, но у меня хороший голос, и монсеньор Карл, у которого есть хор из молодых певцов, любит, когда я пою с другими. Ну вот, я почти закончил.
– И вас приставили приносить мне еду, вас, который принадлежит к очень хорошей семье, – удивилась Фьора. – Кто же мог такое приказать?
– Господин Оливье де Ла Марш. Здесь, в лагере, есть только полевые ординарцы, а сейчас, когда нет женщины, которая могла бы прислуживать благородной даме из Флоренции, господин Оливье подумал, что вам будет... как бы это сказать? Ах, вот: это вас подбодрит, если вам будет прислуживать кто-нибудь, также родившийся на полуострове.
– Я не могла вообразить пять минут назад, что он будет таким внимательным. Однако я надеюсь, что герцог Карл не слишком обиделся?
– Мессир Оливье ничего не делает без ведома монсеньора. Желаю вам приятного аппетита и хорошего отдыха, донна Фьора!
– Вы знаете, как меня зовут?
– Мессир Оливье никогда ничего не забывает, – ответил молодой Колонна с мальчишеской улыбкой.