В коридоре герцог встретил Филиппа, который беспокойно мерил его шагами, по его лицу было видно, как он встревожен.
– Как она? – сразу спросил он. – Я могу ее видеть?
– Непосредственная опасность прошла, но тебе туда нельзя, Филипп.
– Почему?
– Она не хочет тебя видеть.
– Она ожидает другого! – воскликнул с негодованием де Селонже. – Он здесь, рядом, Оливье де Ла Марш задержал его внизу лестницы.
– Его она тоже не желает видеть... и просит моего содействия для аннулирования вашего брака. Донна Фьора просит передать тебе, что ты свободен от всех обязательств по отношению к ней. Это ее собственные слова, и я думаю, что она совершенно права.
– Монсеньор, – возразил Селонже, – почему мне не дают сказать ни одного слова? Ведь это касается и меня.
– Ты как разговариваешь? Не забывай, что ты обращаешься к герцогу Бургундскому. К герцогу Бургундскому, у которого есть право потребовать у тебя отчет в твоем поведении: прежде всего, ты женился без моего согласия, во-вторых, ты прибегнул к шантажу, чтобы получить руку девушки, запятнанной от рождения так, что мой самый последний подданный отказался бы на ней жениться. Ты заслуживаешь того, чтобы я лишил тебя права именоваться кавалером ордена Золотого Руна. А сейчас я запрещаю тебе искать с нею встреч и даже приближаться к ней. Запомни, что она спасла тебе жизнь, и убирайся! Забудь ее!
– Вы думаете, это так легко? – с горечью воскликнул Селонже. – Я пытался это сделать многие месяцы, потому что считал, что она умерла. А когда я ее снова увидел, то почувствовал...
– Твои чувства меня совершенно не интересуют. Я, твой принц, приказываю тебе под угрозой публичного бесчестия навсегда порвать с развратной женщиной, рожденной от кровосмешения и вдобавок шпионкой нашего французского кузена.
– Что вы хотите с ней сделать? Ведь вы не хотите причинить ей зла? Она и так много страдала!
– Это будет зависеть от твоего поведения. Сегодня я поговорю с легатом, а ты будь готов ехать в Савойю, потому что герцогиня Иоланда просит помощи в борьбе против швейцарцев. Сообщи ей о нашем скором приходе и оставайся там до тех пор, пока я не позову. До полудня ты должен оставить Нанси и взять с собой пятьдесят копейщиков.
– Монсеньор, сжальтесь! Она невиновна, и вы это знаете!
– Мне известно не так много, как ты полагаешь. Но в любом случае этот брак должен быть расторгнут. Не вынуждай меня из-за своего упрямства покончить и с нею. Знай, что отныне я не спущу с нее глаз.
– Но ведь по отношению к вам она ничего преступного не совершила? Позвольте мне с нею хотя бы проститься! Я обязан ей жизнью!
– Нет, выполняй приказ!
Увидев, что спорить бесполезно, Филипп поклонился герцогу и пошел прочь, бросив последний взгляд на дверь, за которой находилась самая дорогая для него женщина. Он направился к лестнице, но перед тем, как спуститься, обратился еще раз к герцогу:
– Только одно слово, монсеньор! Я хочу, чтобы распродали все мое имущество. У Фьоры ничего нет, и это мне невыносимо. Сделайте это ради меня!
– Ты действительно этого хочешь? А как ты собираешься жить дальше, если у тебя ничего не останется?
– Когда вы окончательно победите, я хочу пойти на службу к Венецианскому дожу. Ведь во время войны люди могут заработать целое состояние! Если только не...
Склонив голову в поклоне, но не скрывая своего дурного настроения, Селонже наконец спустился по лестнице, провожаемый взглядом Карла, на губах которого появилась улыбка:
– Ну, это мы еще посмотрим!
Дом каноника Жоржа Маркеза на улице Вилль-Вьен был одним из самых красивых домов Нанси и почти не пострадал при осаде города. В этот дом и отвезли Фьору ранним утром, чтобы там за нею могла ухаживать женщина, чего нельзя было сделать в замке, превращенном в настоящую казарму. Мадам Никель, супруга члена магистрата, охотно согласилась предоставить новому хозяину доказательство своей преданности. Это была крупная белокурая женщина, некрасивая, но с очаровательными карими глазами и милой улыбкой. Фьора сразу же завоевала ее сердце и сама попалась в такой же плен.
А в это время герцог показывал себя с самой лучшей стороны – когда было необходимо, он прекрасно это умел делать, – чтобы расположить к себе своих новых подданных. Праздникам не было конца. Карл тратил огромные деньги, старался всем понравиться и каждого одарить. В своем новом дворце он созвал собрание лотарингских штатов, на котором произнес памятную речь.