Особенно,... 
124 
Вернувшись в купе, она закрылась, но ложиться не стала. Спать было еще рано; читать ей тоже не хотелось. Осталось раздвинуть занавески и прикрутить свет, чтобы понаблюдать за тем, как на смену дню приходит ночь. Франция, уже завладевшая тетей Эмити, и для нее оказалась ловушкой…
Шло время; наступила ночь; она же застыла у окна как вкопанная. Глаза ее были широко распахнуты; в голове билась одна-единственная мысль, становящаяся все сумрачнее, под стать пейзажу за окном. Теперь она осуждала себя за ребяческий порыв, в котором она бросилась в этот поезд, чтобы побыстрее найти понимание и дружеское участие. Было бы куда проще запереться в номере «Ритца» и смирно дожидаться возвращения четы Риво. Увы, почувствовав боль, она всякий раз начинала вести себя, подобно зверю, в которого угодила стрела: кидалась в чащобу, не разбирая дороги, в надежде избавиться от острия, причиняющего боль. Причина проста: в двадцать два года душа еще слишком молода, ей невдомек, что такое настоящее страдание. Даже страшные часы, пережитые в Пекине, всплывали в ее памяти, окутанные ароматом захватывающего приключения.
Она так ушла в себя, что не позаботилась отпрянуть от окна, когда поезд подошел к перрону дижонского вокзала. Лишь когда поезд снова тронулся, она вскинула голову и увидела медленно удаляющуюся надпись – название бургундской столицы. Ее угнетало сознание, что в одном с ней составе едет Монтескью: в его лице с ней столкнется на перроне в Каннах весь парижский свет. Нет, этого она не вынесет! Не говоря уже о вымыслах, которые обрушатся по ее вине на невинную головку славной мадемуазель Матильды.
Что же делать? Выйти в незнакомом ей городе Марселе, чтобы слоняться по нему без цели, или же пересесть на поезд, идущий обратно в Париж? Даже добрейший Оливье Дабеска примет ее за помешанную, если уже не принял…
Она зажгла свет и бросила в зеркало на стене затравленный взгляд. Видимо, она давно уже обливалась слезами, сама этого не замечая: отражение совершенно ей не льстило. Потом она вспомнила, что поезд приближается к Бону – чудесному городку, о котором у нее сохранились самые теплые воспоминания благодаря древней монастырской больнице. Она вспомнила головные уборы монахинь, невесомые фигурки в голубом, большой двор со старым колодцем – точь-в-точь картина фламандского живописца, просторные залы, цветущий сад… Ее приглашали и сюда, но здесь ее никто не станет разыскивать… Здесь она наверняка обретет на несколько дней столь необходимый покой.
Непоколебимо-спокойная, она накинула пыльник, тщательно приладила шляпку, опустила вуаль, собрала ручной багаж и села, дожидаясь, пока поезд замедлит ход.
Опустив стекло окна, она стала высматривать станционные огни. Когда до них осталось рукой подать, она встала и решительно дернула стоп-кран, после чего вышла в коридор, где столкнулась с Пьером Бо.
– Опять?! – Он был поражен и одновременно разгневан. – Вы во второй раз останавливаете поезд в Боне! Извольте объяснить, в чем тут дело.
– Просто у меня сохранились самые приятные воспоминания о первом посещении этого города, к тому же я вдруг поняла, что не испытываю ни малейшего желания ехать до Канн. Будьте так добры, вынесите вот этот чемодан и сумку на перрон.
– Да вы соображаете, что вытворяете? Если вам понадобилось в Бон, могли бы сесть в другой поезд.
– Сперва я и не помышляла об этом. А сейчас передумала, только и всего! Прошу вас, не тревожьтесь! Теперь я все знаю: я заплачу, сколько требуется, и вы уже через минуту покатите дальше.
Проводник не мог не обратить внимание на ее радушную улыбку, адресованную ему, и на беззаботный тон. Вуаль не скрыла от него, насколько переменилось ее лицо. Пришлось ему смириться.
Заскрипели тормоза, и Средиземноморский экспресс остановился у платформы, словно должен был сделать это, согласно расписанию. Пьер Бо открыл дверцу и увидел бегущего по перрону начальника вокзала, чья честная физиономия расцвела при виде американки, уже почтившей его своим появлением в июне.
– Снова к нам, мадам? Какая радость!
– Что вы болтаете? – одернул его Пьер Бо. – Служащему железной дороги негоже поощрять пассажиров, чьи действия влекут нарушение расписания.
– Но мадам не просто пассажирка. Наш городок с радостью примет ее во второй раз…
Он торопливо помог молодой красавице спуститься с подножки, источая любезность, а потом, не обращая внимания на изумление проводника, примчавшегося к месту преступления начальника поезда и нескольких пассажиров, которых выгнало из купе любопытство, подхватил ее вещи. Подозвав носильщика, месье Бужю, не помня себя от гордости, торжественно повлек гостью к своему кабинету.
124 
