Особенно,... 
21 
Александру швырнули на колени перед этим гигантом и не давали поднять головы, а Пион, сперва простершаяся перед повелителем ниц, обыскала пленницу, с презрением отбросила пакетик, а потом вскрикнула:
– Золотой лотос… Его на ней нет!
Рука в стальной перчатке хлестнула ее по щеке, оставив кровавый след.
– Прежде чем тащить ее сюда, надо было обыскать ее комнату.
– Я так и поступила, сиятельный принц, но ничего не нашла. Естественно, я решила, что она носит его на шее.
Безжалостная оплеуха, полученная подлой предательницей, заставила молодую американку вспомнить о гордости:
– Нет у меня никакого золотого лотоса! – выкрикнула она. – Поэтому было бы странно, если бы она его нашла.
– Так называют украденный тобой императорский медальон из яшмы.
– Я ничего не крала. Мне передали эту драгоценность. Человек, сделавший это, обещал охранять меня.
– Он солгал тебе, – с презрением бросил Цюань. – Обладание этим талисманом не поможет тебе избегнуть нашей кары, как он не защитит самого Цонь Луня от ярости Цы Си, нашей божественной правительницы. Надо было окончательно спятить, чтобы отдать белой проститутке драгоценность, полученную когда-то из рук императрицы. Тебя, во всяком случае, это обрекло на гибель.
– Но я не проститутка! – закричала возмущенная девушка.
– Вот как? Чем же ты тогда так угодила принцу Цоню, что он до подобной степени лишился рассудка?
– Ничем. Я хотела купить этот медальон, а он настоял, чтобы я приняла его в подарок. Я зашла к…
– Юан Шаню? Жаль, что я не могу показать тебе его труп: его разрубили на части живьем, и останки стали добычей грифов.
Александра в ужасе содрогнулась и почувствовала, как бледнеет. Наверное, и ей уготована та же участь. Цюань разгадал ее мысли, и его тонкие губы растянулись в бесчеловечной улыбке.
– Нет. Во всяком случае, не сразу. Ты слишком ценная заложница. На рассвете тебя отведут на монгольский базар, что перед английской стеной. Тебя поставят на редут, который мы возвели, и привяжут к столбу. Потом я начну с твоими собратьями переговоры: либо посольские сдадутся, не выставляя никаких условий, либо у них на глазах тебя разденут и разорвут на четыреста сорок два кусочка, как того требуют наши законы. Но сперва ты поведаешь мне, куда спрятала лотос.
У Александры хватило отваги сохранить невозмутимость. У ее ног валялся бумажный пакетик, которым ей, возможно, снова удастся завладеть. Тогда она еще до рассвета расстанется с жизнью, и европейцам не придется уступать мерзкому шантажу, который, кстати, никому не сулит спасения: все посольские будут так или иначе казнены. Но все по порядку: первым делом – пакетик.
Судя по всему, ее молчание произвело некоторое впечатление на маньчжура, который ожидал, что она расплачется и станет молить о пощаде.
– Отдаю должное твоей отваге, но одновременно угадываю твои мысли: пуля в висок могла бы избавить тебя от мук. И не надейся: смерть твоя будет далеко не легкой.
Тем временем Пион, перейдя на китайский, многословно попросила дозволения удалиться, каковое было ей предоставлено, сопровождаемое небрежным жестом. Александра проводила ее полным отвращения взглядом.
– Надо же, мы были добры с ней и ее сестрой, мы думали, что они – несчастные сироты!
– Конечно, они сироты, и несчастные впридачу, ибо видят, как истекает потом и кровью под чужеземным игом возлюбленная родина. Только они не сестры. Одна из них действительно принадлежит к родовитому семейству…
– Вот как? А у нас они мыли посуду, прибирались, стирали грязные бинты…
– …И умертвили нескольких ваших солдат – ведь так? Маньчжурка высокого происхождения сделает все, что угодно, лишь бы послужить благородной цели. Пион и Орхидея работают под «красным фонарем» у Ху Лианшень, «Святой матери желтого лотоса», приходящейся нашей императрице кузиной. Они даже полезнее, чем мои «боксеры»: они – воплощение ненависти…
Долго еще он будет говорить с ней таким тоном? Александра лишилась сил и готова была потерять сознание; она уже закрыла глаза, молясь о скором конце. Даже если ей не удастся завладеть своим пакетиком, то, возможно, ее хотя бы на мгновение оставят одну в какой-нибудь темнице? Тогда она сможет удавиться собственным пояском или оторванной от платья оборкой, чтобы больше не бояться, чтобы не дать им попрактиковаться в жестокости, чтобы остановить этот поток помпезных речей кровожадного вельможи, опоздавшего родиться. Она качнулась вперед, делая вид, что вот-вот лишится чувств, и люди, державшие ее под руки, отпустили ее. Ее ладонь накрыла белый клочок бумаги…
21 
