117 
Как это не кажется невероятным, но Ружевиль тем временем принялся осуществлять еще один план. Но Мишони и Софи Дютийель были арестованы в тот же день и позднее поднялись на эшафот. У Мишони нашли бумагу, исколотую иглой.
Ружевиль был тогда недалеко. Он жил на Монмартре в глубоком подполье, как муравей, и писал памфлет «Преступления парижан против их королевы», размножая его в большом количестве экземпляров. Революционный трибунал, найдя у него на столе один экземпляр, был очень удивлен тем, как человек мог отважиться на такое.
Шевалье выходил из дома всего лишь один раз, рискуя тогда больше всего: в день смерти королевы. Смешавшись с толпой, с глазами, полными слез, он видел, как ведут на смерть дочь Цезаря, ту единственную женщину, которую он любил.
Конспирация прочно укоренилась в сердце шевалье. Он скрывался до конца своих дней, посвятив жизнь борьбе за восстановление монархии Бурбонов, и пал под пулями в 1814 году, незадолго до возвращения Луи XVIII, чьим активным агентом и был.
На основе биографии этого замечательного человека, не смирившегося до самой смерти, всю жизнь страстно любившего Марию-Антуанетту, Александр Дюма написал роман, несколько изменив имя. Так, шевалье де Ружевиль стал шевалье де Мэзон-Руж и под этим именем и вошел в историю.
ЖОРЖ КАДУДАЛЬ – ЗАГОВОРЩИК-РОЯЛИСТ
Смерть на эшафоте короля Людовика XVI утром 21 января 1793 года в верных ему провинциях Бретани и Вандее имела эффект разорвавшейся бомбы. Все пришло в негодование: крестьяне становились партизанами, аристократы составляли заговоры, вся область выражала свой протест, как могла. Волнения продолжались вплоть до Бонапарта.
Двадцатидвухлетний Жорж Кадудаль вписал себя в историю, как один из самых ярких представителей этого движения…
Отступление от Ле Мана было ужасным. Воздух бурлил снегом, ледяной ветер сносил людей с ног, мороз сковал всю воду в округе. Они все шли и шли, иногда перебежками, иногда едва волоча ноги. И вот теперь наконец остановились на отдых в этой ледяной пустыне.
Сгрудившись вокруг огня на бивуаке, прижавшись друг к другу, чтобы хоть чуть-чуть согреться, они только теперь смогли осмотреться, пересчитаться и выяснить, какой же на самом деле урон нанесла им республиканская армия, разбив у Мана. Теперь это была лишь жалкая кучка: в основном крестьяне, одетые в овечьи или козьи шкуры, обутые в лапти или сабо, плохо вооруженные, но с равно измученными и фанатичными лицами.
Вот маленькая зарисовка: двое разговаривают вполголоса, деля корку хлеба. Оба юные, но такие разные! Один, Пьер Мерсье, маленький, щупленький, скорее похожий на женщину, чем на юношу, но поразительно мужественный и храбрый, прозванный за героизм Мерсье-Вандея, другой, бретонец, Жорж Кадудаль, называемый Гедеоном, – молодой красавец: высоченный блондин, с прекрасными воловьими глазами, он словно высечен из гранита, у него сердце императора, сила титана и храбрость героя. Он мог одной рукой поднять две задние ноги лошади. Эти двое были прекрасными друзьями и никогда не разлучались. Оба они, как один, жили только для Бога и Короля. Правда, познакомились они не так давно, но сразу понравились друг другу, а прошедшее сражение сблизило их еще сильнее.
– В один прекрасный день, – говорит Жорж, – я приглашу тебя к себе, в Керлеано. Это небольшая деревенька, рядом с Ореем, у моего отца там большая ферма ле Бреш, но на ней полным полно народу: нас очень много – родители, дети…
– А нас только двое, – отвечает Пьер, – моя сестра Лукреция и я. Она живет как компаньонка в замке Гонтьер, поскольку мой отец не хочет, чтобы она копалась на огороде. Она воспитывалась в монастыре, поет, вышивает, играет на клавесине…
И вот в снежной ночи им явилось милое видение юной девушки, в изящной юбочке, вышивающей под звуки музыки. Жоржу вдруг показалось, что сейчас он закружится с ней в танце посреди неуютного вивуака.
– Лукреция, – проговорил он мечтательно, – очень красивое имя…
– И очень красивая девушка. Более симпатичной и изящной нет на десять миль в округе. Ты увидишь, когда познакомишься с нею…
Кадудаль оживился:
– А ведь мы не завтра идем в караул. И потом, Гонтьер не так далеко отсюда. На хорошей лошади мы будем там засветло.
– Это правильно. В нашей жизни не так уж много места для девушек.
Вокруг огня шуаны запели песню. Бретонскую песню, протяжную и грустную, повисшую в воздухе тягостным стоном.
117 
