Особенно,... 
82 
— А что еще она пела? — спросил Фогарти.
— «Что еще она пела»! — вскипел Тималти. — Половина из нас потеряла по его милости весь сегодняшний заработок, а его, видите ли, интересует, что еще она пела! Пошел отсюда!
— Оно конечно, деньги правят миром, — согласился Дун, снова смежая веки, — но выносить их власть помогает нам музыка.
— Что происходит? — громко раздалось откуда-то сверху.
Какой-то человек, перегнувшись через балюстраду балкона, смотрел на нас и дымил сигаретой.
— Из-за чего шум?
— Киномеханик, — прошептал Тималти. И уже вслух: — Здорово, Фил! Это мы, команда! У нас тут один небольшой спор по этике, если не хуже — по эстетике. И… э-э… нам хотелось бы знать, нельзя ли еще раз проиграть гимн?
— Гимн? Еще раз?
Те, кто выиграл, обеспокоенно зашевелились, начали переступать с ноги на ногу и подталкивать друг друга локтями.
— Хорошая мысль, — сказал Дун.
— Неплохая, — подтвердил Тималти, теперь сама хитрость.
— Богу было угодно лишить нашего Дуна сил.
— Попался, как рыба на крючок, на фильм тридцать седьмого года, — добавил Фогарти.
— Чтобы все было по-честному… — И Тималти без тени смущения снова посмотрел вверх. — Фил, мальчик мой, скажи, пожалуйста, последняя часть фильма еще здесь?
— Не в дамском же туалете, — ответил, попыхивая сигаретой, Фил.
— До чего остроумный малый! Ну а теперь, Фил, голубчик, скажи, пожалуйста, не мог бы ты снова прокрутить последние кадры, повторить для нас КОНЕЦ?
— Только это и нужно?
На какой-то миг всеми овладела растерянность, но мысль о новом состязании слишком соблазняла даже тех, чьи выигрыши ставились теперь под вопрос. Все утвердительно закивали, и недолгое молчание кончилось.
— В таком случае, — крикнул сверху Фил, — я и сам ставлю шиллинг на Хулихена!
Те, кто выиграл, разразились смехом и победными кликами; они явно собирались выиграть снова. Хулихен благодарно помахал им рукой. Проигравшие стали тормошить Дуна:
— Слышал, как тебя оскорбляют? Не спи, старина!
— Как только девица, черт бы ее побрал, запоет, сразу оглохни!
— Все по местам, быстро! — И Тималти начал торопливо распихивать на две стороны собравшихся.
— Нет зрителей, — сказал Хулихен, — а какое же это состязание без зрителей, какой бег с препятствиями?
— Тогда… — И Фогарти обвел нас, моргая, взглядом. — Зрителями будем мы сами!
— Великолепно!
Довольные, все бросились рассаживаться по креслам.
— Пли, еще лучше, — послышался откуда-то из передних рядов голос Тималти, — почему бы нам не разделиться на две команды? Дун и Хулихен — это само собой, но за каждого болельщика Дуна или, соответственно, Хулихена, который выскочит до того, как гимн приморозит его к месту, будет засчитываться дополнительное очко — согласны?
— Согласны!
— Простите, — сказал я, — но ведь некому судить снаружи.
Все головы повернулись в мою сторону.
— Ах ты, черт! — вырвалось у Тималти. — Верно. Нолан, наружу!
Чертыхаясь, Нолан потащился по проходу к дверям. Из кинобудки наверху показалась голова Фила:
— Ну что, оболтусы, готовы?
— Готовы, если готова девица и готов гимн! И свет погас.
Оказалось, что я сижу рядом с Дуном, на втором месте от прохода. Я услышал его просящий шепот:
— Толкай меня, парень, не давай красоте отвлекать от дела, хорошо?
— Да замолчи ты! — оборвал его кто-то. — Не мешай смотреть, ведь тут тайна…
Да, пожалуй, она была тут, тайна песни, искусства, жизни, юная девушка, поющая на экране, где ожило неумирающее прошлое.
— Мы на тебя надеемся, Дун, — шепнул я.
— Что? — отозвался он. Он глядел на экран и улыбался. — Посмотри только, до чего хороша! Слышишь, как поет?
— Мы на тебя поставили, Дун, — напомнил я. — Готовься!
— Ладно, — проворчал он. — Дай кости расправлю. Господи помилуй!
— Что такое?
— Как же я раньше не заметил? Правая нога! Пощупай. Нет, не здесь. Омертвела она, вот что!
— Ты хочешь сказать — онемела? — с отчаянием в голосе спросил я.
— Омертвела или онемела, черт возьми, из игры я выхожу! Бежать придется тебе. Бери мою кепку и шарф!
— Твою кепку?
— Когда побежишь, ты их покажешь, и мы объясним, что бежишь ты из-за моей дурацкой ноги!
Он нахлобучил на меня кепку, повязал шарф.
— Но послушай… — запротестовал было я.
82 
