– Который час? – спросила она.
В какой уж раз по старой привычке он взглянул на пустое запястье, где прежде были часы. А потом без тени удивления и замешательства вытащил из кармана тепло поблескивающие золотом. Это было год назад. Какой-то туземец впился взглядом в его часы. Он глядел на них с какой-то неистовой жадностью, а затем перевел взгляд на Уэбба. И в этом взгляде не было ни презрения, ни ненависти, ни печали, ни радости. Ничего, кроме удивления. С тех пор он никогда больше не носил часы на руке.
– Полдень, – ответил он.
Полдень.
Перед ними была граница. Они одновременно увидели ее и вскрикнули от радости. Машина остановилась. Сами того не сознавая, они улыбались…
Джон Уэбб высунулся из окна и жестами стал подзывать часового, но вдруг, словно опомнившись, вышел из машины.
Он направился к зданию пограничной заставы, около которого стояли, разговаривая, три низкорослых парня в мешковатых мундирах пограничников. Когда он подошел, они даже не взглянули на него и продолжали свою беседу на испанском языке.
– Прошу прощения, – наконец промолвил Джон Уэбб. – Можно пересечь границу? Нам надо в Хуаталу.
Один из пограничников обернулся:
– К сожалению, нет.
И они возобновили беседу.
– Вы меня не поняли, – сказал Уэбб, тронув за рукав того, кто ему ответил. – Нам надо на ту сторону.
Пограничник отрицательно покачал головой:
– Все паспорта теперь недействительны. Да и зачем вам уезжать отсюда?
– По радио всем американцам предложено немедленно покинуть страну.
– А, si, si. – Все трое закивали головами, заулыбались и обменялись торжествующими взглядами.
– Иначе нам грозит штраф, или тюрьма, или то и другое, – сказал Уэбб.
– Даже если мы пропустим вас через границу, Хуатала не примет вас; она прикажет вам убраться оттуда в двадцать четыре часа. Если не верите, можно спросить. Вот, слушайте. – Пограничник обернулся и крикнул по ту сторону заставы.
– Эй, ты! Эй!
В сорока ярдах от линии границы под палящим солнцем вышагивал часовой с ружьем на плече. Он обернулся.
– Эй, Пако, тебе нужны эти двое?
– Нет, gracias, gracias, нет, – ответил часовой.
– Вот видите, – сказал пограничник, повернувшись к Джону Уэббу.
И трое дружно засмеялись.
– У меня есть деньги, – сказал Уэбб.
Смех умолк.
Первый из пограничников сделал несколько шагов к Джону Уэббу, и лицо его уже не казалось ни спокойным, ни благодушным. Теперь оно было словно высечено из коричневого камня.
– Вот как? – сказал он. – У вас всегда есть деньги. Это мы знаем. Приезжают сюда и думают, что могут делать здесь все что угодно на свои деньги. А что такое деньги? Всего лишь обещание, senior. Я читал об этом в книгах. А что, если никто больше не нуждается в ваших обещаниях?
– Я дам вам все, чего вы пожелаете.
– Неужели? – Пограничник повернулся к товарищам. – Слышите, он даст мне все, чего я пожелаю. – А затем, обращаясь к Уэббу, сказал: – Вы шутите, я знаю. Вам всегда нравилось смеяться над нами, не так ли?
– Нет.
– Maniana9, смеялись вы над нами. Maniana, смеялись вы над нашими siesta10 и над нашими maniana. Разве не так?
– Нет, я не смеялся. Возможно, другие.
– Нет, вы тоже смеялись.
– Я здесь впервые. Я никогда не был здесь прежде.
– И все-таки я вас знаю. Сделай то, сделай это, принеси то, принеси это. Вот тебе пезо за услуги, можешь купить себе дом. Беги туда, беги сюда, сделай то, сделай это.
– Это был не я.
– Что ж, в таком случае вы все очень похожи друг на друга.
Трое пограничников стояли под ярким солнцем, и черные тени ложились у их ног, а пот темными пятнами проступал под мышками. Первый из пограничников приблизился к Джону Уэббу.
– Теперь я ничего не должен делать для вас.
– Вы и раньше ничего для меня не делали. Я никогда ни о чем вас не просил.
– Вы дрожите.
– Нет, ничего. Это от жары.
– Сколько у вас денег? – спросил пограничник.
– Тысяча пезо за переезд через эту границу и тысяча пезо за переезд через ту.
Пограничник снова крикнул часовому по ту сторону заставы:
– Тысячи пезо хватит?
– Нет, – ответил часовой. – Скажи ему, пусть идет жалуется!
– Да, – сказал пограничник, поворачиваясь к Уэббу. – Идите жалуйтесь. Пусть меня увольняют со службы. Меня уже один раз уволили из-за вас.
– Нет, это был не я.
– Запишите мое имя. Карлос Родригес Изотл. И теперь уходите.
– Так, понимаю.
– Нет, пока вы еще не все понимаете, – сказал Карлос Родригес Изотл. – Давайте-ка сюда ваши две тысячи пезо.