— Чего нам не хватает? — с нежностью говорил Пассиен жене. — У нас есть все: любовь, богатство, слава. И нет на свете женщины красивее, чем ты.
Безусловно, это звучало лестно, однако Агриппина могла бы многое сказать по поводу того, чего ей не хватает. Корона, пресловутая корона! Мысль о ней преследовала Агриппину, которая не оставила надежды в один прекрасный день завладеть ею.
Молодая женщина убивала время, выслеживая Мессалину, — насколько это было в ее силах. Интуиция подсказывала ей, что рано или поздно эта красивая мегера сделает какую-нибудь глупость и тем самым погубит себя. Разве не шептались люди о том, что время от времени императрица, закутавшись в тяжелый плащ, наведывается в подозрительные притоны Субурры, где, словно последняя проститутка, заводит шашни с гладиаторами и матросами? Агриппина была убеждена, что нужно лишь дождаться того момента, когда Мессалина совершит какое-нибудь непростительное безумство.
Пока же она целиком посвятила себя воспитанию сына, и можно смело утверждать, что юного Нерона не приводило в восторг такое материнское рвение. Агриппина требовала, чтобы он во всем превосходил сына Мессалины, молодого Британника, а это было делом совсем не шуточным. Нерон, любивший музыку и поэзию, вынужден был часами заниматься гимнастикой, принимать участие в бешеных скачках на лошадях, проходить полный курс обучения будущего олимпийского чемпиона — и все это ради того, чтобы мать насладилась его победами над сыном соперницы.
— Я хочу общаться с поэтами и с тобой, — жаловался он своему наставнику Сенеке. — Почему мать подталкивает меня к соперничеству с кузеном?
— Потому что надеется увидеть тебя на римском престоле! — отвечал испанский философ, посвященный во все тайны своей хозяйки. — Для этого ты должен стать самым сильным.
— Но это же смешно! — негодовал мальчик. — С того дня, когда я стану императором, никто не посмеет соперничать со мной.
— Это, пожалуй, верно… Однако ты еще не император, и тебе, вероятно, придется преодолеть множество препятствий. Следовательно, нужно готовить себя к этому!
Такие речи были понятны Нерону; после беседы с Сенекой он с большей охотой отправлялся метать копье и лишь после изнурительных упражнений погружался в чтение обожаемых греческих поэтов.
В 48 году наступил наконец момент, которого так долго ждала Агриппина. Мессалина забыла всякую осторожность и вступила на крайне опасный путь. Императрица уже давно была влюблена в Гая Силия, самого красивого мужчину в Риме, но, пока тот находился далеко, страсть эта роковых последствий не имела. Когда же Гай Силий вернулся в родной город, Мессалина без всяких раздумий отдалась своему влечению, и вскоре в Риме все знали, что Августа стала любовницей красавца Гая, — один лишь Клавдий пребывал в счастливом неведении. Безрассудство Мессалины достигло такой степени, что она приказала вынести лучшую мебель и дорогие картины из императорского дворца, чтобы украсить дом своего возлюбленного.
— Она просто обезумела! Кроме Силия, для нее никто не существует, — рассказывал Агриппине вольноотпущенник Нарцисс, на глазах которого происходил грабеж.
Мессалина совершила непростительную ошибку, поссорившись с этим чрезвычайно умным и крайне злопамятным человеком. Хитрая Агриппина, напротив, всячески привлекала его к себе, не считаясь с расходами и не скупясь на ласковые слова.
— А что же Цезарь? Неужели он ничего не замечает?
Нарцисс пожал плечами.
— Он в ней души не чает. Она его просто околдовала! Я никогда не видел, чтобы мужчина до такой степени превращался в раба женщины.
— Я считаю, что ради блага империи необходимо открыть ему глаза, — заявила Агриппина. — Цезарь не должен быть посмешищем!
— Я за это не возьмусь, благородная Агриппина. Да и тебе не советую. Он не станет нас слушать. Будем надеяться, что Клавдий сам узнает обо всем, — если так решат всесильные боги.
По правде говоря, Агриппина гораздо больше надеялась на помощь людей, а не богов. Она дорожила дружбой с Нарциссом, ибо это позволяло ей быть в курсе всех поступков и даже мыслей императорской четы. Кроме того, по ее просьбе он сумел вытащить из тюрьмы знаменитую Локусту, и она была очень признательна ему за эту услугу.
— Если мне подвернется благоприятный случай, — сказала в завершение беседы, — я попытаюсь вразумить дядюшку.
— Весь Рим будет благодарить тебя за это!