Особенно,... 
5 
— Лошади застынут, если будут так долго стоять, — заметил герцог, пропуская мимо ушей ее последние слова. — Ну же, вытрите слезы и будьте снова моим маленьким философом. Дайте мне на прощанье увидеть вашу улыбку. Неделя пролетит мигом. Я же не на войну ухожу.
— Не забудьте послать за мной через два дня, — взмолилась герцогиня, когда Заморна выпустил ее из объятий.
— Не забуду. Завтра же и пошлю, если метель уляжется, и, — тут он немного передразнил ее голос, — не ревнуйте меня, Мэри, если не опасаетесь, что чарующие прелести Энары, Уорнера, Керкуолла, Ричтона и Торнтона заставят меня позабыть о некой белокурой и кареглазой особе, которая вам не совсем чужда.
Он вышел. Мэри подбежала к окну. Через несколько минут ландо бесшумно проехало по заснеженной лужайке, выкатилось на дорогу и вскоре пропало в сгустившемся вихре вьюги.
Герцог Заморна добрался до Уэллсли-Хауса глубокой ночью. Его сильно замедлила необходимость то и дело менять лошадей, которые быстро выбивались из сил. За день на дороге намело такие сугробы, что господину и слуге не раз приходилось вылезать из кареты и брести по колено в снегу. Любой другой путешественник остановился бы на ночлег в отличной придорожной гостинице, однако герцог славился своей твердолобостью, и препятствия лишь подстегивали его в намерении быстрее добраться до цели. Сегодня это свойство проявилось особенно сильно. Напрасно Розьер намекал, что неплохо бы задержаться на постоялом дворе, где они меняли лошадей, тщетно уговаривал не ограничиваться стаканом мадеры и половинкой печенья, которыми его хозяин не столько утолял, сколько растравлял неукротимый голод. Наконец, оставив его светлость в одиночестве наслаждаться своим упрямством в отдельной комнате постоялого двора, которую тот мерил шагами с поспешностью, вызванной отчасти пронизывающим холодом, отчасти нетерпением, Эжен направился в общий зал. Здесь, поглощая курицу с шампанским, он немного утешился тем, что пробормотал сквозь зубы: «Пусть хоть совсем себя уморит».
Выпрыгнув из ландо перед собственным домом, герцог, отнюдь не в кротком состоянии духа, прошел через анфиладу освещенных комнат, где еще отдавался эхом двенадцатый удар домового колокола, начавшего отбивать полночь в ту самую минуту, когда карета подкатила к крыльцу. Звук, казалось бы, звал немедленно улечься в постель, однако Заморна не внял его убеждению. Обернувшись на первой площадке широкой мраморной лестницы, под бронзовой лампой, в окружении мраморных статуй, которые своей неподвижностью являли полный контраст его собственной нетерпеливой фигуре, герцог крикнул:
— Розьер, пусть мистер Уорнер явится ко мне немедленно. Отправь кого-нибудь из слуг в Уорнер-Хаус.
— Ваша светлость хочет сказать, сегодня же ночью? — спросил камердинер.
— Да, сударь.
Месье Розьер выпятил языком щеку, однако ж поспешил исполнить приказание.
— Хатчинсон, отправь кого-нибудь сию же минуту. Ты слышал повеление его светлости. И еще, Хатчинсон, скажи кухарке, пусть пришлет мне в комнату стакан глинтвейна, я весь закоченел. И вели ей приготовить для меня горячий ужин: телячье фрикандо или омлет. А главное, Хатчинсон, — тут молодой джентльмен понизил голос до тихого доверительного тона, — передай мадемуазель Харриет, что я вернулся. Можешь добавить, что я приехал совсем больной — застудил горло на ледяном ветру. А вот и она! Я сам ей все скажу.
Пока всевластный Эжен говорил, в галерее, опоясывающей внутренний зал, показалась юная дама с фарфоровым кувшином. Французский гарсон запрыгал по лестнице как блоха.
— Ma belle! — воскликнул он. — Permettez moi porte cette cruse-là! [1]
— Нет, месье, нет, — со смехом отвечала юная дама, вскидывая голову в очень красивых темных кудряшках. — Я сама отнесу. Это для герцога.
— Я должен вам помочь, — ответил учтивый Розьер, — и тем заслужить поцелуй.
Барышня мотнула головой и отступила на шаг, выставив напоказ хорошенькую ножку, которую отнюдь не скрывала короткая, до щиколоток, пышная юбка розового муслина и еще более короткий черный передник. Шею служанки украшал скромный платочек из тонкого кружева. К описанию ее облика необходимо добавить бойкие глазки, хорошенькое личико и ладную пухленькую фигурку. В конце галереи завязалась презанятная любовная сцена, когда очень громко зазвонил колокольчик.
5 
