35 
— Знаю. И я тоже тосковал по тебе. Но мы не должны поддаваться искушению, и ты знаешь это не хуже, чем я.
— Но ведь здесь мы все равно не нарушим запрет, мы же не одни, — хрипло прошептала она.
— Ты права. Спи!
— Я усну, когда тебя сменит другой караульный. А сейчас я хочу наслаждаться твоим теплом, и не больше. Мне так хорошо с тобой, Доминик!
Доминик не ответил. Может, ему вовсе не так хорошо, как ей?
Или?..
Эта догадка взволновала ее. Ну, конечно, он изнывал от желания и боялся пошелохнуться. Виллему хотелось верить, что это так. Как жаль, что в этой кромешной тьме она не могла видеть его лицо. От счастья ей хотелось и плакать, и смеяться, она подавила рвущийся из груди смех.
Виллему боялась дышать, чтобы не нарушить очарования. Голова ее покоилась на руке Доминика, его пальцы перебирали ее волосы. Вдруг он поднял в верх свободную руку и на фоне ночного неба сделал пальцами несколько странных движений.
— Что это? — шепотом спросила Виллему.
— Тайна.
— Заклинание Людей Льда?
— Нет, заклинание Доминика.
Виллему с трудом сдержала смех:
— Оно должно сделать тебя неуязвимым перед женскими чарами?
— Нет, оно должно навечно продлить это мгновение, — улыбнулся он. — Время благодаря ему замрет, остановится.
Виллему вполне удовлетворил такой ответ. Доминик опустил руку.
Какое блаженство лежать, прижавшись головой к плечу Доминика! Виллему всем телом ощущала его глубокое дыхание, прикосновение его подбородка к ее волосам. От ямки у него на шее шел теплый приятный запах.
Рука Виллему вновь легла ему на грудь. Потом скользнула под ткань рубахи, прикоснулась к горячей коже.
Может, еще не все потеряно?
С замирающим сердцем она осторожно пошевелила пальцами густые волосы у него на груди.
Доминик порывисто глотнул воздух.
— Виллему! Не делай этого! — прошептал он. Однако на этот раз не оттолкнул ее руку. Он даже повернулся к ней, правда, при этом поджал колени так, что между ними словно пролегла непреодолимая пропасть.
— Виллему, дорогая, ты все только усложняешь!
— Почему же? — спросила Виллему, будто не понимая, о чем он говорит.
— Ты сама все прекрасно знаешь. Неужели ты не догадываешься, какую изнурительную борьбу с самим собой мне приходится выдерживать? Или я, по-твоему, из камня?
— О нет, ты не из камня! — шепнула Виллему, довольная его признанием. — У тебя горячая, нежная кожа и крепкие мышцы, и я задыхаюсь от страсти, лежа рядом с тобой. Но если ты считаешь, что я пренебрегла девической стыдливостью и веду себя неподобающим образом, то, значит, ты ничего не понимаешь и нам больше нечего сказать друг другу, я все равно не смогу тебе объяснить, как безгранично доверяю тебе и каким близким человеком ты стал для меня.
Доминик сделал резкое движение и взволнованно заговорил:
— Виллему, прошу тебя, будь справедлива ко мне и постарайся понять, что я сейчас чувствую. Своим сумасбродным поведением ты возложила на меня тяжелое бремя: подавлять свои чувства, быть сдержанным и хладнокровным. И ты не сомневаешься в том, что я все это выдержу. Но ты не знаешь, каких нечеловеческих усилий мне стоит обуздывать самого себя. Так пощади меня хоть теперь, не подвергай еще более тяжким испытаниям.
— Прости, Доминик. — Виллему сдалась. — Но ты не совсем прав. Если я и подвергала тебя испытаниям, в этом не было злого умысла. Просто я сама не совладала со своими чувствами! Сколько месяцев нам пришлось жить в разлуке! Сколько лет! И все ради того, чтобы я поняла печальную истину: мне нужен только ты и никто другой. Жизнь без тебя не имеет для меня смысла, на что она мне! Вот я и кинулась следом за тобой, пренебрегая условностями, не щадя женской стыдливости. У меня была одна цель: вымолить у тебя хотя бы одно объятие. Я мечтаю родить от тебя ребенка, который, возможно, станет причиной моей смерти. Больше я ничего не хочу. Молчи, я помню все, что ты мне уже говорил. Ты не хочешь рисковать моей жизнью и тебе тяжко будет воспитывать ребенка, на котором будет лежать проклятье нашего рода. Но разве у нас обязательно должен быть ребенок, Доминик? Неужели нет средства этого избежать?
— Среди сокровищ Людей Льда хранятся средства, способные убивать плод. Но я не смею рисковать. Я слишком люблю тебя, Виллему, и смирился с тем, что мне придется отказаться от тебя, лишь бы ты жила на свете. Представь себе, что будет, если ты умрешь? Как мне тогда жить? Небеса померкнут, цветы завянут, море скует вечным льдом. Жизнь для меня остановится. Пойми это!
35 
