72 
«Осталась всего одна, — подумал он, — последняя липа из восьми, заколдованных Тенгелем!»
Он надеялся, что эта последняя липа простоит еще долго. Никто в семье не хотел лишиться Лив. И уж меньше всех его жена, Сесилия. Он знал, как она печется о здоровье матери. Им уже становилось трудно жить в другой стране, поэтому они старались приезжать в Норвегию как можно чаще — и не только при таких трагических обстоятельствах, как теперь.
Сесилия тяжело переживала смерть своего брата Таральда. Только один Александр знал, насколько это было для нее тяжело, хотя она и старалась не показывать этого.
И никто не осмелился рассказать старому Аре о том, что Таральд погиб, пытаясь спасти его от падающей ели. Все знали, что Аре не выживет, и не хотели доставлять ему дополнительных страданий. «Передай Таральду привет и поблагодари его», — сказал старик. Ему обещали сделать это, сказав, что тот лежит раненый в Гростенсхольме и что раны его не опасны. Так что Аре умер, так и не узнав, что стал причиной гибели своего племянника. Он не узнал также, что его любимый внук Микаел решил умереть вместе с дедом.
«Аре умер счастливым, — подумал Александр. — Но на Лив плохо подействовали все эти переживания».
Но он был уверен, что она испытывает определенную гордость оттого, что Таральд пытался спасти своего дядю. Таральд никогда не совершал геройских поступков, его жизнь несла на себе печать посредственности. Так что в свой последний час он совершил самозабвенный подвиг.
Бранд поручил маркграфу Александру Паладину таскать ветки. И маркграф ничего не имел против: это занятие прогоняло тягостные мысли.
Содержимое большого мешка спешно и нервозно вывалили на стол, стоящий в комнате Микаела. Время терять было нельзя.
— Горе мне, — бормотала Сесилия, — как нам разобраться во всем этом?
— Здесь есть рецепты, — сказал Маттиас. — Я и раньше пытался разобраться в них, но не очень далеко продвинулся в этом.
— Я когда-то изучала их вместе с отцом, — сказала Лив, — да и Суль много говорила о них. Я и сейчас кое-что помню.
У Сесилии вырвалось нервозное, неподобающее обстановке хихиканье.
— Так у вас хранится и эта штука? Хотя теперь она вряд ли действует…
— Не смейся, Сесилия, — строго сказала мать. — Эта штука принадлежала одному повешенному убийце. Суль говорила мне, что это перешло ей по наследству от Ханны.
— Да, но какая от нее польза?
— Эта штука усиливает плодовитость. Для нашего случая это не подходит. Отложи подальше эту гадость и не смотри на нее с таким восхищением, бесстыдница!
Сесилия была настолько потрясена судьбой Микаела, что принялась в отчаянии высмеивать все, но потом взяла себя в руки.
— Противоядие, вот что нам нужно. Но если мы и найдем его, как мы сможем дать его Микаелу?
Никлас виновато пропищал у них за спиной:
— У меня уже устали руки!
— Подержи еще немного, будь добр, — попросила Лив. — Ты ведь очень способный мальчик, а мы сейчас что-нибудь найдем.
Маттиас так нервничал, что ничего не мог найти.
— Я знаю, здесь было что-то…
— У Ханны и Суль были свои методы, — сказала Лив. — Настоящая черная магия со змеиной кровью и обезьяньим пеплом. Но нам нужно не это.
— В данном случае не мешало бы немного поколдовать, — пробормотала Сесилия.
— Но мы воздержимся от этого, — сухо заметила Лив. — У Суль это получалось, потому что это было ей присуще. Если же мы попробуем заняться этим — ты, я или Маттиас — из этого ничего не выйдет.
— Вот рецепт, о котором я говорил, — внезапно произнес Маттиас.
Лив взяла тонкий, скрученный кусок бересты, на котором было написано что-то.
— Нет, я уже не так хорошо вижу. Что здесь написано?
— Молоко от черной коровы, — с трудом разобрал Маттиас.
— Цвет не так важен! Принеси молоко!
— Нет, пусть будет так, как здесь написано, — заметила Сесилия. — Неужели в округе нет черных коров?
— Есть, но…
Сесилия не принимала никаких протестов.
— Никлас, опусти руки и сходи к молочнице, попроси надоить молока от черной коровы! Только от черной! Скажи, что речь идет о спасении человеческой жизни.
— Все уже знают об этом, — вставила Лив. — Давай дальше, Маттиас.
72 
