Последние отзывы

  51  

— А не подскажете ли, любезный господин, где мы можем найти хорошего практикующего мага в вашем чудесном городе? — вежливо осведомился Кьетт у торговца, выставившего возле лавки корзину с горячими бубликами.

Обращение так польстило небогатому лавочнику, что «почтенные чужестранцы» были тотчас же посвящены во все детали магической обстановки Фазака.

Итак, чародеев всяких-разных в городе имелось предостаточно. При гвардейских конюшнях состоял коновал, но если в городе у кого из цивильных хворала скотина, тоже пользовал. На рынке сидели две гадалки, одна с шаром, другая с кофейной гущей, но верить ни одной не следовало, потому что обе — дуры старые. А если требовался хороший прорицатель, так это следовало обращаться к хироманту, он мужик толковый, хоть и пьет запойно по-черному. По женской части (ну там отворот-приворот, родовспоможение и прочие бабьи глупости) практиковали целых три ведьмы, по слухам, неплохие, но «не думаю, чтобы почтенные господа имели к оным интерес». Еще при кладбище подвизался некромант, тьфу-тьфу, не к ночи будь помянут. Серьезных же магов было трое. Но один шибко молодой — всего год как из обучения вышел, опыту никакого, зато уж гонору-то, спеси-то на всех троих хватит. Второй совсем старик, пора бы ему от дел отойти, потому как заговариваться стал и хватку потерял: иной раз дельное наколдует, а в другой — и вовсе несуразное, а исправлять не хочет. Зато третий, по имени Зижнол, по прозвищу Изгнанник (потому как в Гевзою прибыл из соседней Семозии, от казни бежав), действительно важный маг. Другого такого на сто дён пути не сыщешь. В ордене Трилистника состоит вторым магистром! С тех пор как поселился в наших землях, над нами драконы и то летать перестали, а прежде-то житья не было от окаянных! А проживает господин Зижнол недалеко, три квартала направо, в собственном доме о трех этажах.

— …Ну, пошли, что ли, к Зижнолу? — спросил Иван и с удовольствием запустил зубы в хрустящую корочку бублика.

— Ага, щас доедим и пойдем, — кивнул Кьетт, вгрызаясь в свой.

А снурл есть не стал. Его пухлое личико вдруг сделалось несчастным, и глаза подозрительно заблестели.

— Послушайте! — дрожащим голосом выговорил он. — Я так не могу, нет! Ведь мы с вами расстанемся сейчас и больше не увидимся, вообще никогда. Нужно что-то сделать, что-то сказать… Нельзя так сразу… — Слезы не удержались в глазах, потекли по щекам, он не мог продолжать.

— Верно! — от души поддержал Болимса Иван. — Надо пойти выпить!

— Ага! И явиться к магу навеселе! Чтобы он указал нам на дверь! — усмехнулся нолькр. — Вам бы, людям, только пить! Порочное вы племя!

— Да уж не хуже нолькров, — беззлобно отмахнулся человек, не портить же отношения пред вечной разлукой? — Что ты тогда предлагаешь? Есть я больше не могу, не лезет уже…

— А тебя и не заставляет никто. Болимс хочет, чтобы мы сделали что-то символичное, запоминающееся. При чем тут еда?

— Просто у нас в таких случаях принято посидеть где-нибудь в кафешке, закусить, выпить… — пояснил Иван. — Эх, жаль, мобильник разрядился, хоть сфоткались бы!

— А у нас дарят памятные подарки, — вспомнил Влек, — с трогательными надписями.

— Как же мы можем что-то друг другу подарить, если деньги у нас общие, к тому же графские, а не честно заработанные? — возразил Кьетт с каких-то своих, нолькровских позиций.

Но Ивану идея понравилась.

— Неважно, чьи деньги. Пусть каждый купит, что ему приятно, сувенир какой-нибудь, а трогательные надписи сделаем. Будет сразу и об этом мире память, и о нашей встрече.

Нижний уровень почти всех трехэтажных домов занимали торговые лавки, полные всякого добра. Но Болимс Влек настоял пойти на рынок, похоже, он подсознательно стремился оттянуть минуту прощания. И оттянул. Дорогой они заблудились, полчаса плутали по жутковатым закоулкам двухэтажных кварталов, в какой-то момент уперлись носом в глухую кладку крепостной стены, потом свернули не в ту сторону… В общем, из затруднительного положения вывела их девчонка-торговка, за пятачок.

На рынке было тесно и очень шумно от выкриков зазывал, поросячьего визга и воплей «держи вора!». Кроме того, торговцы и покупатели отчаянно, с упоением торговались, и этот процесс тишины тоже не прибавлял. Иван поморщился: торговаться он терпеть не мог, предпочитал переплатить, лишь бы не унижаться.

  51