И все равно было страшно. Всем троим, даже мирному и домашнему снурлу, было известно в теории: у любого путника (если он не левша, тогда наоборот) шаг правой ногой получается чуть длиннее, чем левой. Поэтому движется он не строго по прямой, а постоянно забирает немного в сторону. И если нет вокруг никаких примет, позволяющих скорректировать курс — глухой лес вокруг или такая вот пустошь, — начинает он ходить по широкой окружности и ходит так, ходит, пока не помрет… Где гарантия, что с ними этого уже не случилось?
— Помните, маг говорил, что некоторые неделями не могли из Пустоши выбраться? — мрачно спросил Кьетт на пятые сутки. — Мне думается, не в магии было дело, просто они либо кругами бродили, как больные овцы, либо не поперек шли, а вдоль, либо сильно вбок забирали.
— Это ты к чему? — подозрительно и мрачно осведомился Иван.
— Это я предлагаю в другую сторону свернуть, — охотно пояснил нолькр.
— С ума сошел?! — Реакция была единогласной. Одна мысль о том, чтобы поменять так трепетно хранимое направление, привела в ужас и снурла, и человека.
— А вы уверены, что это было верноенаправление? — спокойно спросил Кьетт. — Вспомните, ведь в первый день мы меток еще не ставили, только потом догадались. Вдруг было уже поздно?
— Ах, Энге, типун тебе на язык! — в сердцах воскликнул снурл.
— Ай! — Кьетт невольно вскрикнул. А потом сказал сурово, на снурла не глядя. — Если у кого высокий магический потенциал и способность к материализации объектов, тот не должен бездумно разбрасываться проклятиями направо и налево!
— Почему?! — невинно удивился Влек.
— Потому. Знаешь, как язык больно! Будто иглой колет!
…А направление они, пожалуй, все-таки сменили! Уже на седьмой день, и не по доброй воле.
С ними так долго ничего не происходило, что Болимс Влек решил: это не к добру. Но, памятуя о своих потенциалах и способностях, высказывать свои опасения вслух остерегся, чтобы не накликать беду. Не помогло. Пять дней им встречалась только разномастная магическая мелочь, с аппетитом пожирающая друг друга, но на чужаков не посягавшая. Потом пришла тварь крупная, и Кьетт не преминул повысить собственные потенциалы, а впечатлительного Влека стошнило. Но все это были пустяки, особого внимания не заслуживающие. Неприятности обрушились разом, одна за другой.
Сначала был огонь. Хорошо еще, в тот момент, когда все вокруг вспыхнуло, они сидели на высоком камне! Иначе… даже страшно было представить. Вряд ли они успели бы заскочить наверх прежде, чем поджарились на синем огне!
Пламя было бездымным, невысоким, но очень жарким. Его языки стремительно метались меж камней, и, надо сказать, зрелище это было очень красивым. Ивану оно напомнило немецкий открытый яблочный пирог. Когда-то, похоже еще до его рождения или где-то вскоре, мать вычитала в журнале рецепт и потом часто пекла такой на Новый год. Вообще-то Иван был к кулинарии равнодушен, относился чисто потребительски. Но в приготовлении именно этого пирога был один захватывающий момент. В половник наливали коньяк, подогревали над плитой, потом бабушка командовала: «Пора!», отец торжественно чиркал спичкой, сестра гасила свет, мать опрокидывала полыхающий огнем половник над, пирогом, и по его рифленой поверхности, между гребнями яблочных долек разбегались голубые огненные змейки. Такая была красота — в детстве Иван даже визжал от восторга.
Теперь вместо Ивана визжал Болимс Влек. Ну не то чтобы по-настоящему, так, повизгивал скромно, когда языки пламени взметались особенно высоко, стараясь лизнуть теснящихся на камне чужаков. И еще когда заметил, что основание камня раскалилось докрасна и жар начал ощущаться даже через толстые подметки графских сапог. Жара становилась нестерпимой, воздух начинал обжигать горло.
— Я чувствую себя яичницей, — пожаловался Кьетт, подпрыгивая.
— Ага! Яичница с беконом! — усмехнулся Иван, но тут же устыдился. Дело в том, что под «беконом» он подразумевал снурла. И тут мелькнула мысль: зачем так нехорошо думать о ближнем, плечом к плечу с которым доживаешь, похоже, последние свои минуты? Это ведь, наверное, грех?
— Может, материализацию попробовать? У меня же получается! — предложил ничего не подозревающий снурл. — Давайте я представлю, как на наш камень льется ледяная вода…