Но, по крайней мере, в этот раз они летели куда надо.
– Ну и как же себя чувствует мой коп?
– Недурно, между прочим. Только рука болит.
– Прошлой ночью ты хорошо поспала, – сказал Рорк.
– Еще бы, меня ж дурью так накачали. – Ева взяла его за руку. – Я знаю, мне еще предстоит все это осмыслить, пережить. Всю эту мерзкую бредятину. Но я справлюсь – справлюсь, потому что в конце концов я сделала свою работу. Ты мне с этим помог.
– Я часто думал, если бы это было возможно, не вернуться ли мне в прошлое и не убить ли твоего отца, чтобы ничего этого с тобой не случилось. Когда я тогда вошел в наш номер, я явственно понял, через что тебе из-за него пришлось пройти, что он с тобой сделал, – он поднес к губам ее пальцы, те самые пальцы, которые сжимали рукоять ножа и которые он накрыл своей рукой, разделив с ней кровь. – Я мог бы взять у тебя тот нож и воткнуть ему в сердце. Макквину, твоему отцу. Я мог бы это сделать.
– Но не сделал.
– Нет. Ты полюбила меня, и все во мне, что раньше не получалось, стало получаться. И до сих пор получается.
– Ты подслушивал, – проворчала она, – что я говорила Мире.
– Да. И я тоже могу сказать, что, когда не получалось, мне жилось проще, но теперь, когда получается – лучше, намного, намного лучше.
Ева положила голову ему на плечо.
– А знаешь, – сказала она, – учитывая, какое отстойное у каждого из нас было детство, мы неплохо справились.
Прижавшись к мужу и не обращая внимания на еканье в желудке от быстрого спуска, Ева выглянула в иллюминатор. Галахад запрыгнул ей на колени, впиваясь когтями в ноги, покружился, выискивая местечко поудобнее, и наконец устроился.
И, сидя так вместе с Рорком и храпящим котом, Ева стала смотреть, как появляется из-за туч Нью-Йорк.
«Из Далласа – в Нью-Йорк, – подумала она. – Как и должно быть…»