– У нас с соратником Репром давно появились большие сомнения в здравии ума нашего дорогого соратника Эйнера. Господа, он ведь рос на наших глазах. Все мы знаем, что пришлось пережить бедному мальчику в детстве и юности. Не удивительно, что суровые тяготы и лишения, принятые им по воле отца, пагубно сказались на неокрепшей юношеской психике. Мы имели возможность наблюдать множество болезненных проявлений в его поведении. Но вместо того, чтобы принять адекватные меры, предпочитали закрывать глаза на все странности и безрассудства, что он вытворял. Мы делали вид, что проблемы не существует, а она тем временем росла. Болезнь прогрессировала в отсутствии необходимого лечения. И если прежде речь шла лишь о поведенческих расстройствах, – он нарочно полдня штудировал справочник по психиатрии, подбирая, к месту, не к месту ли, эффектные определения, – то сегодня мы можем с уверенностью говорить о полной невменяемостицергарда Эйнера!
– С чего это вы вдруг взяли, Кузар? – пробурчал недовольный Дронаг. Как и прочие, он недолюбливал молодого соратника, но, будучи врачом по образованию, притом врачом неплохим, ни малейших признаков сумасшествия у него не находил, иначе давно и с удовольствием объявил бы об этом сам. А потому слова соратника Кузара задели его профессиональное самолюбие. – Соратник Эйнер абсолютно адекватен, и с этим ничего не поде… – он запнулся, сообразив, что сболтнул лишнее. На Совете принято было изображать благожелательность.
Кузар издал фальшивый вздох, больше похожий на усмешку.
– Адекватен, говорите, уважаемый соратник Дронаг? А как вы, будучи специалистом, расцениваете тот факт, что бедный соратник Эйнер задержал и в течение нескольких месяцев удерживал под арестом девять ни в чём не повинных человек? – он нарочно не выкладывал все козыри сразу, он играл, и игра эта доставляла ему ни с чем не сравнимое удовольствие.
Дронаг нахмурился ещё сильнее, почувствовав, что из него тоже хотят сделать дурака.
– Что значит – ни в чём не повинных? Если по вашему ведомству они не проходят, это ещё не показатель, что за ними ничего не числится по линии внешней разведки! И потом, от ошибок никто не застрахован! В чём конкретно они подозревались?
– Вот!!! – выкрикнул, не сдержав ликования, Кузар. – В этом-то и суть! Они были задержаны по обвинению в принадлежности к нечеловеческой расе! Цергард Эйнер считает их пришельцами из космоса!!! Шпионами с чужой планеты! Это ли не свидетельство его безумия, я вас спрашиваю?
Да, это было оно. Всем свидетельствам свидетельство! Подобного никто не ждал, и поверить было трудно. Лица Верховных окаменели, семь пар изумлённых глаз уставились на соратника Эйнера, а тот сидел невозмутимый, свободно откинувшись на высокую спинку, скучающе рассматривал люстру под потолком – как всегда! Будто вовсе не о нём шла речь, будто и дела ему не было до мнения окружающих!
На самом деле, цергард Эйнер в тот момент спокоен не был, хоть и скрывал свои эмоции лучше соратника Кузара. Душой его, как бывало уже не раз, овладело отчаянное и бесшабашное веселье смертника, идущего в свой последний бой: он уже не принадлежит миру живых, и дела живых его больше не касаются, он может наплевать на то, что ещё недавно казалось важным, смеяться над тем, что прежде пугало – это ли не подлинная свобода?!
И на невольно вырвавшийся у цергарда Азры вопрос: «Это правда?» он промурлыкал с невиннейшей улыбкой:
– Что именно, господа? Что я спятил? Или что я считаю тех людей пришельцами?
– А это не одно и тоже? – поднял дугой бровь вальяжный Репр.
На этот выпад цергард отвечать не стал. Просто достал из кармана одну штучку, которую с некоторых пор любил держать при себе, очень она ему нравилась. Гвейран честно пытался ему втолковать, что данный объект, изъятый из камеры конфиската, имеет сугубо утилитарное, хозяйственно-бытовое назначение и оружием ни в коем случае не является. Как бы ни так! – усмехался про себя церангар. Лопата, к примеру, тоже на вооружении войск не состоит, а дашь ею противнику по голове – и пополам голова! А эта вещь была много лучше лопаты.
Верховные соратники даже не сразу сообразили, что надо удивляться, когда в руках обвиняемого появился некий удлинённый предмет, похожий на карандаш, тонкий розоватый луч света возник из его острия, скользнул по зеркальной глади столешницы… Послышалось незнакомое шипение, и в следующий миг массивный чёрный стол рухнул под собственной тяжестью, разрезанный пополам. Да, именно разрезанный! Еле успели ноги подобрать, не то придавило бы!