149 
Нет, не так рассчитывал он повести последние шесть дней своей жизни. Хотелось навестить Верена, хотя бы кратко ввести в курс дел. Хотелось выспаться как следует. Хотелось напиться с дядькой Хритом, чтобы не душе стало веселее. Но времени не хватало ни на что. С юга всё шли и шли тревожные вести. Получалось, что не одной бомбой обзавелась Сфу, а как минимум, тремя – по числу соседей. И, судя по умонастроениям в имперском обществе, долго лежать без дела им не придётся.
…«Теперь это уже не моя забота», – с тоской думал Эйнер, читая шифровки. Теперь всё свалится на неподготовленного Верена. И пока-а он ещё вникнет в курс дела… Работа ведомства налажена неплохо, в принципе, он способно неограниченный срок функционировать самостоятельно. Форгард Цимпр и Менор – грамотные руководители, опытные разведчики (если уж на то пошло, более опытные, чем он сам, хотя бы в силу возраста). Они справятся. И всё-таки Верену будет нелегко на первых порах. Потому что окончательные решения, в итоге, принимать придётся ему самому. И будут они ох как непросты. Если Империя начнёт наступление, если решится на новые ядерные удары – как бы не пришлось тогда пойти на перемирие с Квандором. Главное, Квандор на это согласится, с этим трудностей не возникнет. Скорее всего, они первыми выступят с такой инициативой. Убедить своих – вот задача! Господа-соратники ненавидят северного соседа маниакально. Квандор – олицетворение Врага. И легче топь сделать твердью, чем внушить старым ослам, живущим представлениями собственной героической молодости, что приоритеты поменялись: северяне ослабли и сами хотят мира, а угроза с Юга с каждым прожитым днём становится всё серьёзнее. Не уговаривать их надо господ-соратников – давить по одному. С этим Верену не справится. И дядька Хрит не поможет – те же шесть дней осталось дядьке Хриту. (Между прочим, он даже преемника себе выбирать не стал: «Бесполезное, – говорит, – дело. После того, что мы с тобой сотворим, Верховные наверняка объявят нас изменниками, признают наши завещания незаконными и посадят на наши места своих людей». Что ж, может случиться и так. Но необязательно. Четырежды подумают господа-соратники, прежде чем создать прецедент по замене назначенного завещанием преемника. Потому что понимают: сегодня ты нарушил чьё-то посмертное право – а завтра твоего собственного наследника оставят без места. Ведь предлог, если хорошо поискать, всегда найдётся, а с того света уже не оправдаешься.)
Плохо, ах как всё плохо! Как невовремя!
Он делал, что мог. Он сочинял длиннейшее послание с наставлениями для Верена, на случай, если его не заменят. (А заменят – может, еще кому пригодится, время военное, разведка должна функционировать при любом раскладе.) Ведомство работало в чрезвычайном режиме: готовились тайные переговоры с Квандором, готовилась серия диверсий на юге. Совещания заканчивались чуть не на первом закате, люди расходились, пошатываясь, с красными глазами. После четвёртой подобной ночи форгард Менор, отозвав его в сторону, спросил прямо: «Господин цергард, что происходит? Вы ведёте себя так, будто завтра помирать собрались!» «Послезавтра! – рассмеялся про себя Эйнер. А вслух ответил формальное: «Обстоятельства вынуждают! Тревожная ситуация на юге». Как будто Менор хуже него понимал ту ситуацию! Понятно, что простой её никак нельзя было назвать, но и нужды устраивать безумную гонку пока не было… Не было бы! Если бы не обстоятельства.
Из-за них он решился на крайний шаг – пошёл к Азре. Главнокомандующий занимал самую непримиримую позицию по Квандору, из-за него лично мирные переговоры уже срывались дважды.
Они говорили три часа. Вопреки ожиданию, Азра вёл себя очень спокойно, если не сказать, отрешённо. За последние дни его представления о реальности здорово пошатнулись, он больше не был уверен ни в чём. И возможность перемирия с Квандором, о котором и слышать не хотел всего лишь год назад, отвергать не стал. Мало того, он дал себе труд выслушать идею о создании северной коалиции! И угрожал при этом собеседнику всего лишь пресс-папье, а не пистолетом. От Азры Эйнер ушёл обнадёженным.
Но ему предстоял ещё один разговор, самый тяжёлый. Он откладывал его до последнего. Он нарочно отпустил Тапри к невесте, чтобы остаться один на один с пришельцем.
…Гвейрану было тревожно все последние дни. Что-то происходило там, за стенами личных апартаментов, о чём цергард Эйнер «домашним» не рассказывал. Целыми днями он пропадал где-то в коридорах власти, возвращался ближе к рассвету, совершенно загнанный – ни о каких расспросах и речи быть не могло, единственное, что успевал Гвейран, это впихнуть в него, полусонного, несколько ложек казённого хверсового варева и заставить снять сапоги, не то в сапогах бы и ложился.
149 
