Тайга была более «живописной», чем он предполагал. Встречалось много лиственниц, сосен с длинной хвоей и много берез. Он слышал о том, что белая береза была священной для живущих здесь людей. Ели попадались реже, и Вендель был этому рад. Он никогда не чувствовал себя хорошо в темном, угрюмом еловом лесу. Время от времени встречались большие открытые топи с одиноко торчавшими соснами. Но он никогда не видел даже намека на горы на западе! Это было самым обескураживающим. Он не знал, был ли он на пути на восток или на запад или же неизменно продолжал плыть на север! Все свои надежды он связывал с Самарово. Там он мог получить совет, как лучше и безопаснее попасть на запад. А если Самарово тоже было лагерем для ссыльных? С докучными стражами и прочим сбродом? Но он ничего об этом не слышал.
Весь день он плыл по течению, греб и вычерпывал воду. Одежда высохла.
Он видел оленей, лосей, птиц. Это было прекрасное путешествие в прекрасный день, констатировал он, хотя его сердце еще ныло от горя и потерь. Но у него было не так много времени, чтобы думать о Марии и обо всем, что он покинул. Окружающее поглотило его. Редкие суда проплывали по широкой реке на большом расстоянии от него. Он только весело махал им рукой, и ему отвечали тем же. Он решил переночевать в лодке на реке. Это было самое надежное место. Он хотел бы пристать к какому-нибудь острову, но когда это было нужно, то такого, естественно, не находилось. Однако до сих пор все было прекрасно.
Вендель устроил себе постель на дне лодки так, чтобы на сей раз не промокнуть, и лег спать. Уже стемнело… Можно ли желать лучшего? — думал он. Двигаться вперед и в то же время спать!
Ночью он, не зная об этом, проплыл мимо небольшого города Горно-Филинское, расположенного на восточном берегу, а днем раньше мимо города Уват — на западном. Но Увата он не видел, город находился на некотором расстоянии от реки. Там были лишь рыбачьи стоянки, на которые он не обратил внимания. На рассвете он проснулся от холода. Но у него было достаточно шкур, он ими укрылся и продолжил плавание. Он лишь выглянул из-за борта лодки и отметил, что река стала шире, а местность была не такой лесистой, как раньше. Кругом были болота, и река текла прямо на север, он не мог больше этого не видеть. Хватит самообмана!
Итак, он должен был оставить свой надежный челн в Самарове — река ведь больше не будет судоходной. Если бы он только знал, как далеко туда плыть!
В Тобольске исчезновение Венделя вызвало известный переполох. Прежде, чем проживавшие с ним товарищи установили случившееся, прошло немного времени. Но затем слухи быстро разнеслись по всей шведской колонии. Охранники неистовствовали. Как обычно, были посланы патрули с собаками, в основном, на запад, потому что туда стремились все узники в своих мечтах.
Корфитц Бек слышал лай собак целый день. «Бедняга русский сбежал», — так он рассеянно подумал. Бежали, в основном, русские ссыльные, потому что у них был кратчайший путь домой. Для них расстояние до дома не превращалось в пропасть, как для шведов.
Вечером Бек сидел вместе с несколькими офицерами в избе, где стены были сложены из грубых бревен, окна слишком малы, а пол — земляной. Чадящая лампа с рыбьим жиром была единственным источником света. Далеко вдали они слышали зловещий вой собак.
— Ну, Бек, что ты об этом скажешь? — спросил майор и так потянулся своим сухощавым телом, что скамья заскрипела.
— О чем же?
— О твоем так называемом адъютанте.
Корфитц Бек нахмурил брови. Им овладело предчувствие беды. Он почувствовал, как горят щеки, потому что вспомнил неприятный эпизод с Марией. Проклятый нахал!
— А что с ним?
Товарищ сделал жест в сторону рыскающих собак. Остальные внимательно смотрели на капитана Бека. Его мозг работал медленно, противился, отказывался понимать:
— Что ты имеешь в виду?
Один из присутствовавших сказал:
— Ты хочешь сказать, будто ничего не слышал?
Корфитц выжидательно смотрел на него.
— Молодой Грип исчез.
Точно мороз прошел по коже у капитана Бека.
— Исчез?
— Вчера вечером.
Капитан не мог вымолвить ни слова. Он поднялся с места и уставился в жалкое оконце, где вместо стекла был натянут пузырь. Он, конечно, ничего не видел, особенно то, что искал его взгляд. Он видел только смутно различимые стены домов. За спиной он слышал голоса товарищей.