Их мысли снова омрачились.
— О, Натаниель, — растерянно произнесла она. — Как можно быть такими циничными? Запихнуть покойника под кровать!
— А что им оставалось делать? Не могли же они отнести его к священнику! Ведь тогда миф о загадочной двери был бы раскрыт!
Эллен поежилась. Натаниель взял ее руку в свою холодную и мокрую ладонь, но одно это уже согрело ее.
— Эллен… — осторожно произнес он. — Как ты думаешь, можешь ли ты рассказать все сейчас? О том случае, происшедшем много лет назад. Теперь мы должны расстаться и больше не увидимся. И мне бы очень хотелось узнать обо всем.
Эллен долго сидела молча, прислушиваясь к голосу воспоминаний.
— Я замерзла, — жалобно произнесла она.
Натаниель понял, что она имеет в виду не внешний холод. И он взял ее ладони в свои сильные руки, словно желая дать ей силы и мужество.
— Это так трудно, — прошептала она. — Мне просто не о чем говорить…
— Это было всего лишь чувство, не так ли? Она кивнула, не глядя на него.
— Где это произошло?
— Мои родители снимали домик в одной из прекрасных горных долин. Если быть точной, то в Вальресе. Мне было тогда лет десять.
Он снова почувствовал исходящий от нее безрассудный страх. Словно не желая, чтобы этот страх передавался ему, она высвободила свои руки из его ладоней и немного отодвинулась. Потом продолжала дальше:
— Однажды я отправилась гулять одна… Ее руки беспомощно задрожали.
— Ах, Натаниель, я не могу! Тебе нужно это знать?
— Да. Многое в тебе станет для меня понятным.
— Ты выяснишь… обладаю ли я тем качеством, о котором ты говорил?
— Да.
Река журчала возле их ног. Издали доносились гудки автомобилей. Начинался новый день.
После долгого, напряженного молчания она снова заговорила. Она произносила слова, словно в каком-то трансе:
— Я шла по тропинке… Это была старая, наполовину заросшая тропа. Я не помню точно, но мне кажется, что я проходила мимо заброшенной фермы… Возможно, я ошибаюсь… Натаниель, я помню только лес… тропинку… а потом…
Дыхание ее стало прерывистым.
— А потом я почувствовала неописуемый страх. Он наполнял меня изнутри, без всякой видимой причины. Я огляделась по сторонам… но ничего не увидела. Если не считать покосившейся изгороди, травы, мха, елей… У меня осталось воспоминание о заросшей мхом каменной стене, но это могло быть совсем в другом месте и в другое время. Больше я ничего не помню.
Голос Эллен затих сам по себе. Натаниель неотступно глядел на нее, в его светлых, желтых глазах светилось что-то жуткое.
А она снова и снова говорила о том, что встречалось ей по пути, не желая рассказывать о самом главном.
— Говори… — еле слышно произнес он.
Посмотрев ему прямо в глаза, Эллен почувствовала что-то вроде головокружения. Это было все равно, что лезть в пасть дракона: пути назад уже не было.
— Я… я просто задыхалась от этого страха, мне казалось, что в меня вселилась чья-то душа.
Услышав эти слова, Натаниель затаил дыханье, но она вряд ли заметила это. Она упала на колени, прижалась головой к его ладоням с такой силой, что он почувствовал боль.
Голос Эллен превратился в жалобный вопль, но она продолжала:
— Это была какая-то несчастная душа, Натаниель, злая-злая, но такая несчастная! Бесконечно одинокая и заледеневшая! И эта душа наполнила меня собой, умоляла меня о чем-то, о каком-то сострадании и понимании, возможно, эта душа страдала… возможно, это было безграничное отчаяние. Я не могла дышать, я чувствовала такой страх… такой страх… такой безумный страх…
Говоря об этом, Эллен ловила ртом воздух, жалобно всхлипывая.
— И тут мои ноги сами побежали. Я не принимала такого решения, ноги сами понесли меня. Я не понимала, куда бегу, и я убежала так далеко, так далеко… Думаю, я тогда просто лишилась рассудка, Натаниель, я бежала, преследуемая кем-то, дико крича…
Внезапно Эллен посмотрела на него с наивным, детским удивлением.
— Понимаешь, я слышала звук собственных шагов — но не только собственных. Это было так странно! Я слышала мужской кричащий — вместе со мной — голос! Он кричал от страха и невыносимой боли, и это было так странно, потому что та душа, которая вселилась в меня… я могла бы поклясться в этом… была душой какой-то женщины! Бывает же такое!