Натаниель кивнул.
— Бывает. Продолжай!
Эллен не отдавала себе отчета в том, что ведет себя как наивная и испуганная десятилетняя девочка. Но Натаниель обратил на это внимание.
— И я бежала… я пыталась уйти прочь от всего этого. От этих криков, от своего собственного крика. Но у меня ничего не получалось. И тут произошло нечто ужасное. Долина, по которой я бежала, была очень длинной, казалось, ей не будет конца, и тут я услышала еще один крик — но совершенно другой.
— В каком смысле?
— Это было похоже на собачий лай, отдающийся эхом от скал, злобный, короткий лай преследующих кого-то собак. Понимаешь?
— Да. Это был мужской или женский голос?
— Мужской. И одновременно я слышала другой жалобный крик. А позади себя я слышала крик женщины, которая, как я поняла, не бежала за мной, а оставалась на том самом месте, откуда я начала свой бег. Она не могла оттуда убежать.
Последние слова Эллен произнесла с удивлением, словно не понимая, что же держало эту женщину на месте.
— И вот, наконец, долина кончилась, и я увидела вдали дом, и постепенно успокоилась, наваждение прошло. Но я никогда не забуду того, что пережила.
Она почувствовала, как его рука гладит ее по волосам. Когда она взглянула на него, она увидела у него на глазах слезы.
— Дорогая Эллен, — печально произнес он. — Моя дорогая Эллен!
— Теперь ты получил ответ на свой вопрос? — застенчиво спросила она.
— Да. Теперь я получил ответ. Все оказалось так, как я и думал. Признаться, я не ожидал такой ясности.
Эллен не осмеливалась спросить, каким же особым качеством она обладает. Она боялась услышать от него ответ.
Она отвернулась, внезапно, устыдившись того, что наделала.
— Извини, — прошептала она. — Извини, что я так вела себя! Бросилась в объятия чужого человека и наговорила ему массу всякой чепухи и к тому же разревелась…
Он повернул к себе ее лицо.
— Тебе кажется, что мы с тобой чужие? — спросил он. — В самом деле?
Глядя в его приветливые, светящиеся пониманием глаза, преисполненные скорби и одиночества, она поняла, что у нее с ним много общего.
— Нет… — невнятно произнесла она. — Нет, мы не чужие. Я даже не предполагала, что смогу кому-то рассказать об этом. Но теперь это получилось так естественно. Я знала, что ты поймешь меня.
Он улыбнулся, и она почувствовала в его улыбке боль.
— Одного только я прошу тебя не делать, милая Эллен: не надо считать меня божеством! Уверяю тебя, я вовсе не такой!
— Я не считаю тебя божеством, скорее, ты тот, кого коснулось божество, как раз об этом я и думала сегодня ночью. Кстати, откуда тебе известно, что я…
Он с горечью улыбнулся.
— Я не мог не заметить твое безоговорочное восхищение. И это не идет на пользу нашей дружбе. Ты слышала когда-нибудь о божестве, у которого аллергия на апельсины, который простужается по меньшей мере три раза в год и который настолько бездарен во всем, что касается техники, что его учителя чуть не хватил удар?
Эллен хмыкнула и смущенно улыбнулась.
— Ладно, значит ты вовсе не божество. Но ты и не такой, как все.
Натаниель осторожно погладил ее волосы.
— И ты тоже, девочка. Кто ты, собственно говоря, такая, Эллен?
Он резко встал и поднял ее.
— Я мог бы помочь тебе освободиться от этого гнета, — горячо произнес он. — Но это опасно…
— Почему же опасно?
Прикусив губу, он сказал:
— Мне бы так хотелось встретиться с тобой снова, дружок. Мне кажется, мы могли бы стать хорошими друзьями, нам есть что дать друг другу…
Она кивнула в знак согласия.
— Впервые в жизни я встречаю постороннего человека, который способен что-то понять в моей теневой жизни. Рикард понимает меня, но он трезво мыслящий, стоящий обеими ногами на земле полицейский. Ты же совсем другая, ты живешь на грани неведомого. Моя мать и кое-кто из ее рода могли понять, что происходит во мне. Но среди чужих я никогда не встречал человека, который бы…
Не закончив фразу, он уставился куда-то вдаль. Потом, собравшись с мыслями, продолжал:
— Но между нами стоят смерть и насилие, Эллен. Мы должны держаться друг от друга как можно дальше.
— Ты действительно считаешь, что мы с тобой можем стать такими непримиримыми врагами, что… Нет, я не могу в это поверить!