Увы. Именно этот путь завел профессора Лапидариуса в тупик! Ибо всю свою огромную боевую мощь сосредоточил он в скромном дорожном посохе.
Большинство боевых магов на его месте поступили бы так же. Артефакт удобен в применении, экономичен и безопасен – это не голыми пальцами молнии метать! Но на всякий плюс найдется свой минус. Про кансалонских диверсантов говорят, что они, если нужда заставит, способны золотой зуб из пасти тролля добыть. Не то что посох из рук зазевавшегося, будто глухарь на току, упивающегося собственным величием мага!
Он бил, бил и бил. Он сам был огнем, и ветром, и грохотом, и ревом. Всю силу, накопленную десятилетиями, выплескивал он в последнем, смертельном порыве. И небо рушилось на раскаленную твердь, и земля вставала на дыбы, рвалась ему навстречу…
А трое кансалонских диверсантов, вжавшись в песок, медленно-медленно уползали вбок от спасительного серпа бархана, двигались по широкой дуге, чтобы зайти противнику в тыл.
Горячий песок был повсюду – обжигал лицо и руки, хрустел на зубах, слепил глаза. Горячий воздух мешал дышать. Молнии били рядом – каждый новый удар мог оказаться смертельным. И все-таки они смогли! Доползли. Подобрались совсем близко – и враг их не заметил!
Потом они так и не смогли вспомнить, кто из них ухитрился выдернуть из рук обезумевшего мага его главное оружие. Выскочили из песка будто шайтаны, налетели скопом, а кому именно повезло – какая разница! Некогда было заслуги считать. Бежать надо было, бежать со всех ног, уклоняясь от страшных огненных шаров – их-то маг мог метать голыми руками! Один такой шар, красный, пышущий жаром, пронесся над самой головой сильфиды. Полпальца ниже – и не было бы ее в живых, и никакой целитель не помог бы! Но судьба оказалась милостива к ней в тот день. И Аолен потом долго и серьезно втолковывал разъяренной девице, что грешно ей на ту судьбу обижаться. Однако Энка не желала внимать голосу разума и бранила Высшие Силы последними словами, счищая черные ошметки с облысевшего черепа: «И что им, уродам окаянным, мои волосы покоя не дают? Года не проходит, чтобы очередную пакость не устроили!»
Лишенный оружия, маг иссяк быстро. Хельги зашвырнул его посох на самое дно Океана – чтобы не дотянулся, не вернул. Нет, силы профессор утратил не полностью, в астрале он по-прежнему имел размеры хорошего дракона. Но мобилизовать их так быстро, как требовалось в бою, больше не мог. Теперь ему нужны были и зелья, и заклинания – да только где их взять?
Прекратился огненный дождь, осели песчаные тучи, умолкли громовые раскаты. Наемники осторожно выглянули из укрытия.
Учитель стоял шагах в тридцати от них, старый и усталый. Последний Ученик неподвижно лежал у его ног.
– Попробую подойти, – сказал Хельги. – А вы лучше не высовывайтесь, вдруг саданет напоследок.
– Я с тобой! – поднялся эльф. – Не обижайся, но моя защита понадежнее твоей.
– Пойдем, – согласился демон охотно, по поводу своей защиты он не обольщался.
– Мы тоже с вами! – решила Ильза за всех. – Надоело тут валяться! Мы же не ящерки, чтобы в песке жить. Авось пронесет!
Тяжелым, помутневшим взглядом наблюдал маг за приближением врагов. И напоследок он, конечно, саданул, да таким шаром, что барабанные перепонки едва не лопнули от грохота, а от вспышки перед глазами поплыли черные пятна. Спасибо, защита выдержала!
– Надо было тебе не в лекари, а в боевые маги идти! – похвалил эльфа Рагнар. – Такой талант пропадает!
– Не бойся, при нашем-то образе жизни не пропадет! – усмехнулся в ответ Аолен.
Не дойдя нескольких шагов до того места, где стоял Учитель, они остановились.
– Профессор Лапидариус, – обратился Орвуд тоном судьи, читающего приговор, – известно ли вам, что нас сюда привело?
Длинную физиономию мага исказила гримаса ненависти.
– О да! Известно! Налетели стервятники на чужую добычу!.. Так сморите же!
Ловким движением плеча скинул он дорожный мешок, выхватил, поднял высоко над головой:
– Вот он – Священный Грааль! Зрите, недостойные! Склонитесь пред величием его! Трепещите!
Золото ярко сверкнуло в рыжих лучах аттаханского заката.
– Подумаешь! – разочарованно фыркнула Ильза, она ждала большего.
Это была глубокая литая чаша, формой и размерами напоминающая перевернутый шлем дольнского пехотинца. Поверхность ее пестрела выгравированными магическими символами. Ни оригинальностью, ни особенной красотой вместилище всеобщего счастья не отличалось. Золота, конечно, немало на него пошло, а в остальном ничего интересного. Вино из таких пьют на богатых пирах.