Не она первая, не она последняя, кому суждено иметь детей, рассуждала самоуверенная амазонка. Время придет – родит по-быстрому, оставит на попечение какой-нибудь добропорядочной бездетной вдовы или профессиональной кормилицы, а сама продолжит свою миссию. Благо подвигов осталось совсем немного, всего три. Боги дадут – справится… Вот если бы еще не хотелось постоянно спать, и погода была бы получше, и денег бы побольше… Хотя теперь ей досталось девять отличных скакунов, подаренных графом Р'Анкваром. Продаст восемь лишних – вот и деньга на дорогу! Определенно боги к ней благоволят!..
Корнелия Каззеркана пользовала деревенская бабка, будущий бог так и не решился потратить немного силы на подопечного. Даже ради жизни любимого ученика он был не вправе рисковать судьбой Мира. Кстати, бабка справилась неплохо – кровь горлом больше не шла, осталось лишь легкое покашливание, – а ведь юноша уже шагнул одной ногой в Долину забвения. «Пожалуй, позднее, когда миссия будет выполнена, стоит обратить большее внимание на простое, примитивное колдовство ведьм-травниц, в нем определенно есть рациональное зерно» – так думал профессор по дороге на юг…
– Почему именно на юг, Учитель? – спрашивали ученики.
– Потому, – объяснял он терпеливо, – что не всякое место подходит для свершения задуманного. Можно сколько угодно лежать в могиле в обнимку с Граалем – богом все равно не станешь. Священный сосуд дарует бессмертие, но Силу нужно черпать из иных источников. Не один магический поток потребуется вобрать в себя, дабы переродиться из смертного в демона. Значит, погребение следует располагать там, где сходятся мощные потоки, – в узле Силы.
Один такой узел исчерпал Кальдориан. Другие разбросаны по всему свету. Смертному, даже зрящему в астрале, не дано увидеть их издали. Но ему, профессору, известно одно из заветных мест. В песках, в самом сердце злого Сехала, таится оно. Туда и лежит путь Странников. Долгий и тяжкий путь…
– Привет, дедуся! – помахала ручкой Энка. Она, как известно, умела вести себя вежливо.
Это был первый, кто встретился им на пути за последние полторы недели. Высокий, иссохший старик в ветхом рубище, похожем на белый могильный саван. Когда-то ткань была цветной, но выгорела за долгие годы. Да и сам старик казался каким-то обесцветившимся – бледная, тонкая кожа, обтягивающая острые кости, неопрятная, будто побитая молью борода, водянистые глаза с сероватыми белками, пронизанными сетью кровеносных сосудиков… Он был слишком стар, чтобы можно было с уверенностью сказать, к какому народу принадлежит. Скорее всего, он был человеком или кудианином, а может быть, и эльфом – даже в глубокой старости лицо его сохранило благородство черт.
Он брел по едва заметной тропке между деревьями, понурив седую голову и не глядя по сторонам. Он казался полностью поглощенным своими мыслями. Громкий окрик сильфиды заставил его вздрогнуть.
– Сгинь! Сгинь, морок! – Старик замахнулся клюкой. – Пропади пропадом!
Обронив палку, он воздел руки к небу, сложив пальцы охранными символами.
– Дед! Ты в своем уме?! Мы не мороки, мы из плоти и крови! – обиделась девица.
Старец опустил руки. Нагнулся за своей палкой. Потом приблизился, выставив ее вперед, будто слепой. И вдруг бесцеремонно ткнул Эдуарда в живот. Принц от неожиданности взвизгнул по-девчоночьи и отскочил.
– Верно, – пробормотал старик, – из плоти и крови твари… Живые… – И вдруг разрыдался в голос, упав на колени и спрятав лицо в ладонях.
Стало неловко.
– Нездоровый на голову, что ли? – испуганным шепотом предположил Орвуд. – Давайте уйдем, а? Боюсь я таких.
– Ни в коем случае! – возмутился эльф. – А вдруг он в беде?! Вдруг мы сможем помочь?! Надо узнать, что стряслось!
– Надо, – поддержала сильфида, но не из благородных побуждений, а из любопытства. – Дед, хорош выть, скажи путем, в чем проблема? – Такое с ней иногда случалось: в самый неподходящий момент вдруг вспоминала бурную юность и начинала выражаться донельзя вульгарно.
Аолен отогнал девицу в сторонку и стал расспрашивать сам:
– Скажите, почтенный, отчего вы плачете? Какая беда приключилась?
Старик отнял руки от лица и нараспев старчески дребезжащим голосом продекламировал:
- …А все люди ушли поскорей,
- Погасив в очагах своих пламя…
- Только эхо забытых речей
- Над пустыми летает домами,
- Только мелкий и серенький дождь
- Приминает уставшую пыль…
- А в домах поселилась ложь,
- А в садах поселилась гниль…
- А наступит зима, и снег,
- Заметет черноту ночей,
- Будет тихо тянуться век,
- Век печальный, забытый, ничей…
И умолк.