ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  73  

В таком виде доклад ушёл к начальству и начальству не понравился — Романа Григорьевича вскоре вызвали «к Самому». Столь многозначительно, уклончиво и не без трепета подчинённые именовали начальника Особой канцелярии, его превосходительство, графа Бестужин Мстислава Кирилловича (произносить полагалось с придыханием, для пущей выразительности, подняв кверху указательный палец).

Роман Григорьевич «Самого» воочию до сих пор ещё не видел, но трепетать не умел, поэтому в кабинет вошёл смело, отрекомендовался вежливо, но без робости. Мстислав Кириллович одарил нового подчинённого долгим мрачным взглядом из-под кустистых седых бровей. Роман Григорьевич взгляд выдержал, сохраняя на лице выражение умеренной почтительности и полнейшего душевного спокойствия. Вопреки опасениям присутствующего при аудиенции Ларцева, на Бестужина такое поведение новичка произвело самое благоприятное впечатление.

— Та-ак, — протяну он без обычной свирепости. — Стало быть, генерала от инфантерии Ивенского сынок? Наслышан, наслышан, о батюшке вашем, да и сами вы, говорят, из отчаянных. Сначала, признаться и не поверил, что сын такого человека в Сыскном состоит. Однофамилец, решил… Хорошо, что вы теперь у нас, полезно… — «Интересно, кому — мне или вам?» — подумал Роман Григорьевич, и, ради приличия, вставил, щёлкнув каблуком: «Рад стараться!». Бестужин одобрительно кивнул и продолжил речь. — Однако, что я вас пригласил, Роман Григорьевич… — «Ого! — мысленно присвистнул Ларцев. — Не «вызвал», а «пригласил»! Да по имени-отчеству величает! Далеко мальчик пойдёт, ох, далеко! Надобно с ним поласковее!» — … понятно, что у вас в сыскном были свои правила, от наших отличные. Так вам на будущее: не принято у нас замалчивать имена свидетелей, на то мы и Особая канцелярия, что «неназванных» у нас быть не может, я лично всё про каждого должны знать от и до! Имеешь осведомителей своих — имей, дело нужное. Не хочешь с другими делиться — право твоё. Вон ему, Ларцеву, можешь не докладывать, никто не понуждает. Но уж на моём столе недомолвок быть не должно, у меня как у попа византийского на исповеди — всё выложи, что знаешь! — тут граф шумно перевёл дух, пошевелил густыми обвислыми усами, сделавшись очень похожим на моржа. — Что это за свидетель тут у тебя обозначен?… Уж прости, что я запросто, без «выканья» — ты для меня ещё мальчик совсем…

— Как вам будет угодно, ваше превосходительство, — учтиво кивнул Ивенский.

— Мстислав Кириллович, давай без чинов…

«Ого! — снова присвистнул Ларцев. — Даже так! Неплохую, неплохую рыбку я выловил в Сыскном! Надо с ним поближе сойтись… Эх, не держит ли он зла за тот разговор, когда я грозил ему память подправить? Нет, не должен, я, кажется, был достаточно любезен…»

— … Так что за свидетель? Имя?

Роман Григорьевич позволил себе едва заметную усмешку. Что ж исповедь так исповедь.

— Мстислав Кириллович, дело в том, что я сам лично видел убийцу, не дале, как три часа назад.

— Как так?! — Бестужин подался вперёд всем своим грузным телом, с досадой хлопнул ладонью о стол. — Отчего ж не задержал?! Упустил?!

— Не имел физической возможности. Разрешите подробно изложить обстоятельства дела.

— Излагай, — кивнул Бестужин сердито, ему не хотелось разочаровываться новом агенте.

Изложил, как на духу. Умолчал лишь о «ведьмаке» — на всякий случай, и о том, как они с Удальцевым нервно себя вели — из стыда. Потому что хороши были оба — одного тошнило беспрерывно, другой только что в обморок не падал, как барышня.

По мере того, как роман Григорьевич вёл свой рассказ, лицо его превосходительства становилось всё более мрачным и сосредоточенным.

— Так вот оно что, — пробормотал он, задумчиво теребя ус. — То-то, смотрю, вид у тебя совсем бледный… Вот что, бросай-ка сейчас все дела, и ступай прямиком к этому… как его? К лекарю нашему!

— К Ивану Тихоновичу, — услужливо подсказал Ларцев.

— Вот-вот, к нему. Ларцев, а вы проводите, а то дор огой сбежит, по глазам вижу.

Роман Григорьевич улыбнулся устало.

— Думаете, я сошёл с ума, Мстислав Кириллович?

Граф нахмурился ещё сильнее, выдающиеся его брови слились на переносице.

— Да если бы! Бывало у нас такое и прежде, что люди в прошлое заглядывали — случаев, поди, с десяток описано. Собственными глазами всё наблюдали, иные и здоровья лишались от потрясения — а суду-то представить нечего, вот что досадно! Не принимает наш суд нежить и чудеса всякие в расчёт, хоть тресни! А в этом деле без суда видно не обойдется, не простые люди замешаны — чародеи, притом из сильных… Ты, Роман Григорьевич, доклад свой не меняй, оставь как есть. И к лекарю, к лекарю, не спорь! Ты мне, покуда, нужен живым…

  73