Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
149 
Конец зимы – прекрасное время. Еще потрескивает морозец, но первые, пока очень нежные солнечные лучики уже пробиваются сквозь серую зимнюю завесу, и начинается медленное-медленное пробуждение земли.
Сначала оттаивают запахи – зимой их почти нет, разве что дымом потянет.
Что-то тонкое, неуловимое, чуть сладковатое разливается в воздухе, прозрачном как никогда. Становятся ярче краски: к зимнему многообразию оттенков серого и синего прибавляется голубой, розовый, желтоватый, рождаются новые звуки: перезвон обледенелых веточек на ветру, трели синиц, робкая полуденная капель. Снег покрывается блестящей кружевной корочкой наста, мелкий лесной народец бегает по ней, не оставляя следов. Чуть позже на солнечных пригорках появляются проталинки – первые островки новой жизни, маленькие окошки в будущее. В них среди пожухлых прошлогодних листочков и былинок прячутся зеленые ростки, а если повезет, можно встретить и нежный колокольчик подснежника, согнувшийся в поклоне над спящей во мху фейкой-полуденницей…
Таков конец зимы, пора чудесная, но мимолетная. На смену ей приходит ранняя весна, отвратительная и безжалостная. То, что эльфы, поэты и прочие чувственные натуры именуют «праздником возрождения жизни», наступает гораздо позднее, ближе к маю. Март в Срединных Землях – это резкий сырой ветер с океана, раскисшие вдрызг дороги, болезни и бескормица.
Чернеют, оседают сугробы. Исчезает белое покрывало, месяцами милосердно скрывавшее неприглядность бытия, и все дурное, что скопилось под ним за зиму: мусор, кухонные отбросы, трупы замерзших бродяг, ограбленных разбойниками путников и прочих не переживших зиму существ, – вылезает наружу.
Тягостны моросящие весенние дожди пополам со… нет, даже не со снегом, с какими-то гадкими ледяными колючками, больно клюющими лицо. Но весеннее солнце еще тягостнее. Белое, слепящее, бесстыже взирает оно со своих высот на жалкую, нищенски голую землю. Закаты, то зловеще-кровавые, то болезненно-желтые, наводят неизъяснимую тоску, лишь сизые сумерки приносят некоторое облегчение.
В селах ревет некормленая скотина, скулят голодные дети. В городах по черепице крыш сползают ледяные глыбы, грозя гибелью неосторожному прохожему. Сосульки мерно, будто в пыточной камере, роняют вниз холодные капли. В лесах снег задерживается дольше, и деревья, истекающие соком из зимних ран, оставляют на нем неприятные сырые следы цвета мочи.
Оживает, лезет из всех дыр отощавшая за зиму могильная нежить.
Ранняя весна – время самоубийц и упырей…
– А я вам говорила! Говорила, надо по тракту ехать, не стоит на проселочные дороги сворачивать! А вы: «Короче, короче!» Поспешишь – народ рассмешишь! – азартно упрекала Энка спутников.
От упырей им удалось удрать, но лошадей при этом чуть не загнали. А что было делать? Весенний упырь злой, в круге не отсидишься, пробьет с голодухи. К счастью, графская скотина оказалась выносливой и осталась в живых после долгой ночной гонки по бездорожью. Хищные твари никак не хотели упускать богатую добычу, отстали ближе к рассвету.
– Боги Великие! – Демон-убийца в изнеможении откинулся на бархатную спинку сиденья. – Это был сущий кошмар! Второй раз я подобного не вынесу!
– Ах, батюшки! – комически всплеснула руками сильфида. – Нашу нежную фею растрясло! Или это упыри тебя так напугали?
– При чем тут упыри?! – разозлился Хельги. – Слова при тебе не скажи, обязательно все извратишь! Я за лошадей переживал, неужели не ясно?! Тебя бы запрячь и гнать всю ночь – что бы ты сказала?
– Ну правильно! Тебе чужая лошадь дороже боевой подруги! Уже и запрячь готов, лишь бы скотина лишний раз не напрягалась!
Неблагодарное это дело – спорить с Энкалетте, младшей дочерью сенатора Валериания.
На другой день у Меридит разболелось ухо. Продуло во время погони, была как раз ее очередь сидеть за возницу. Как и следовало ожидать, хворь оказалась недостаточно благородной для эльфийской магии, Аолен пользы не принес. Бедная девица забилась в уголок кареты, тихо хныкала и всерьез подумывала, уж не поплакать ли ей. Останавливало присутствие младших по званию.
Вдобавок склонная к оригинальным суждениям сильфида углядела в ее болезни дурной знак.
– Ты вспомни! Всякий раз, когда с тобой случалась болячка, почти сразу следовала еще какая-нибудь неприятность! Зуб мудрости резался – в плен попали, солониной отравилась – я сессию завалила, чирей вылез – Хельги Ирракшану поглотил…
149 
