72 
Сама она чувствовала себя безнадежно неудовлетворенной, оказавшись перед этой нуждой и болями. У нее даже нечем было перевязать раны. От своего бессилия она сжала зубы и стремилась хоть как-нибудь помочь несчастным. Вонь от их грязной одежды душила ее, но она оставалась непоколебимой и продолжала свое дело.
Эльдар стоял у очага и следил за ней глазами. Видел охваченные радостью лица, обращенные к ней, слышал, как они называли ее ангелом и принцессой, и думал, что сейчас она вовсе не ангел. Но когда он увидел, как она прекрасно и мягко ухаживала за ними, несмотря на ее угловатые движения, ему самому стало тепло и приятно, но все же следующие произнесенные им слова были более жесткими, чем он рассчитывал.
– Точильщик говорил, что мы можем сварить на воде кашу из… муки. Ты можешь заняться этим.
Виллему, закончившая в этот момент перевязку последнего пациента, используя то, что было можно, уставилась на Эльдара.
– Я? Варить кашу?
– Да, разве это не женское дело?
Сначала она не могла произнести ни слова.
– Нет, знаешь ли! Ты с каждой минутой становишься все более и более невыносимым!
– Вот как! Приступай к делу и не создавай проблем.
– Ты сам можешь сварить кашу.
– Я? Голодны-то они, а не я.
Она почувствовала логику в его словах.
– Но я не умею варить кашу.
– Я должен укрыть лошадей. Или ты хочешь, чтобы они стояли под открытым небом и их засыпал снег?
– Нет, нет. Иди к ним. Я справлюсь здесь одна.
Но она далеко не была уверена, что ей это удастся.
Кристина не могла помочь. Была настолько слаба, что не стояла на ногах. Виллему уложила ее на кровать и побеспокоилась о том, чтобы мужчины случайно не полезли на нее.
Спустя некоторое время Виллему стояла у очага и пыталась добиться того, чтобы ячменная мука и кипящая вода превратились в кашу.
– Я не умею варить кашу, – то и дело бубнила она более высоким голосом, вплоть до фальцета. – Я не умею варить кашу!
Три женщины в группе смотрели на нее с непритворным, едва сдерживаемым смехом. Они не могли удержаться. Наконец они сжалились над Виллему.
– Нет, нет, – смеясь произнесла одна из них. – Садись!
За варку каши они взялись сами. Мутовкой проворными и осторожными руками они размешивали кашу до тех пор, пока не растворились все комочки муки, каша начала по-домашнему булькать.
В этот момент вошел Эльдар. Виллему сидела скрестив руки на груди.
– Мы недооценили наших друзей, Эльдар, – тихо сказала она.
– Конечно, – ответил он. – Но ведь нам было хорошо известно, что пища в Тубренне хорошая.
– Да. Но думаю, впредь нам следует быть более осторожными в разговорах. Мы можем обидеть их.
Он кивнул головой в знак согласия.
– Хозяин Тубренна и не держал бы их, если бы они были дураками.
– Не употребляй этого слова, Эльдар, – сказала она устало.
– Иными.
– Это звучит лучше. А каковы мужчины?
– И такие, и сякие, думаю. Некоторые соображают, а другие… Ну ладно: другие иные.
– Но все могут быть полезными. В какой-то степени обслуживать себя?
– Кажется, так.
– Тогда почему они прятались?
– Не знаю.
– А я знаю, – твердо сказала Виллему, – потому что их стыдятся их семьи. Потому что стыдно иметь таких детей.
– Более чем стыдно. Их считают подменышами, подложенными в колыбель троллями. Или при сем присутствовал сам сатана.
– Да, на него все можно свалить. Ты мне так нравишься, Эльдар.
Он взглянул на нее.
– Почему именно сейчас?
– Потому, что ты понимаешь.
«Потому что поддакиваю тебе, – подумал Эльдар. – Потому, что я хочу спать с тобой и нашел путь, ведущий к этому. Нежность к людям и животным. Сентиментальность. Тьфу, черт возьми! Я поймаю тебя, Виллему дочь Калеба. Больше меня не беспокоит то, что будет говорить твоя семья. Я буду обладать тобой, а затем исчезну, так же как моя сестра Гудрун исчезла из дома. Она сейчас живет хорошо. Ну, во всяком случае, довольно хорошо. Заполучить постыдную болезнь, как она, я не рискую, если поимею такую, как Виллему. О, Боже, как она прекрасна, я не выдержу, не могу ждать! Любовь? Болтовня! Сама не знает, что говорит. Ничего иного не существует, кроме того, что женщины могут дать в постели, а она может дать мне многое, я это вижу, знаю. Нежность. Общность-Чепуху она болтает».
72 
