Особенно,... 
928 
– Ведь это его изза нас убили! – горестно прошептал Спун, опускаясь на колени подле распростертого тела – ноги вдруг сделались ватными, не хотели больше служить. – Это мы виноваты! Мы! Мы! – У него началась настоящая тихая истерика.
Меридит отработанным движением бывшего десятника треснула юношу по затылку, рявкнула, как на плацу:
– А ну, встать! – И добавила чуть мягче: – Уймись! Если ктото из нас и несет ответственность за его гибель, то ты – в самую последнюю очередь.
Трудно сказать, что именно отрезвило страдальца – крепкая затрещина или любопытство. Он перестал причитать, раскачиваясь из стороны в сторону, отнял руки от залитого слезами лица и спросил голосом почти нормальным, лишь немного подрагивающим:
– Почему именно я – в последнюю очередь?
Что могла ответить на это Меридит? «Потому что ты – зеленый юнец, толстый увалень, которого все любят, но никто не уважает. Потому что ты не имеешь слова, не принимаешь решений – так не тебе и отвечать за них. Потому что от тебя в этой жизни вообще ничего не зависит, ты не принадлежишь себе, ты всего лишь придаток к своему господину, его тень – а какой спрос может быть с тени?» – Вот что она должна была ему сказать, дочь гордого проклятого народа, в чьем языке даже слова такого нет – «слуга». Но она промолчала.
Ответил Годрик, назидательно, как старший младшему:
– Потому что мы – верные слуги Пресветлого Кальдориана. Он ведет нас по жизни, а мы лишь вершим волю его.
Хельги на это хотел сказать гадость, но не успел.
– Ааа!!! – вдруг донесся с улицы истошный бабий вопль. – Ааа!!! Убилиии! Убили, душегубы! Стража, стража, сюдааа! Убииили!
– Вот стерва! – сплюнув покансалонски, выругалась Энка. Она сразу смекнула: баба, должно быть, соседка, или приходящая прислуга, нашла труп раньше их, но звать стражей сразу побоялась. Выжидала, подкарауливала, зараза, пока его обнаружат другие, и только тогда подняла тревогу.
– Уходим! Если не хотим выяснять отношения со стражей!
– А чего их выяснятьто? – удивился Эдуард. – Сразу видно, это не наша, это наемных убийц работа! И потом, мы только вошли, а убили его давно. Наверное, вчера еще. Гляньте, окоченел совсем! – Для пущей наглядности он пошевелил тело носком сапога. Без всякого цинизма, совершено равнодушно, как вещь. Просто он давно, давно привык…
Спун всхлипнул и отвернулся.
– Это ты дознавателям в темницах будешь доказывать, кто и когда убил. И не надейся, что тебе придется легко, – зловеще усмехнулась девица.
И снова в памяти ольдонского принца всплыло то смутное, страшное воспоминание детства: темный каземат, наполненный странными металлическими предметами со следами крови на них, и жуткий, гибельный вопль раздираемой заживо плоти…
– Бежим! – скомандовал он и подтолкнул к выходу замешкавшихся кальдорианцев.
Квартал покидали в большой спешке, подворотнями и темными переулками – по улицам уже топала, громыхала оружием городская стража. Убийство мага, пусть даже начинающего, – событие из ряда вон выходящее. Коллегия такие вещи не спускает. Но сама проводить следствие не станет – мелковата персона убитого. Спросит со светских властей. А тем будет очень, очень кстати, если под руку подвернется сомнительная компания иноземцев, так или иначе причастных к делу. Потому что найти наемного убийцу – задача практически невыполнимая, а Коллегия будет ждать отчета о поимке и казни преступника.
В общем, из Конвелла надо было уходить несолоно хлебавши. Спасение невест вновь откладывалось на неопределенный срок.
…И снова была дорога. Скучный серый тракт, размытый осенними дождями, разбитый колесами тяжелогруженых торговых повозок. По обочинам – старые корявые вязы, обезображенные «ведьмиными метлами». Одиночные могильные камни через каждые двести – триста шагов. Бедные поселения, измученные последней войной, непосильными налогами и дурным климатом, с каждым годом становящимся все холоднее и сулящим неурожаи и вечную нужду. Такими были они, земли добропорядочного, цивилизованного Конвелла. Оскудевшие, но не самые худшие в Староземье. Северные, западные соседи и те из восточных, что еще были живы, считали их благополучными… Дорога вела на Уэллендорф.
И снова были споры, долгие споры на привалах, дающие больше вопросов, чем ответов…
928 
