Командир честно попытался изобразить некоторое смущение.
— Ну, может, они считают меня дьявольски обаятельным парнем…
— О! — только и нашлась сказать Эшли.
Он положил в рот дольку апельсина, наслаждаясь ее замешательством. Но надо отдать должное — Эшли быстро взяла себя в руки.
— Нас видели — Гарти, охранник, ваши телохранители…
— И все те, кого не видели мы сами, — дополнил Холт.
Эшли, сдвинув брови, пила сок.
— Но все же… вряд ли интимные видеозаписи — подходящий материал для шантажа. Вы не женаты, а связь между начальником и подчиненным хоть и не приветствуется, но не преследуется законом. Кроме сплетен о том, каким образом я получила свое назначение, это никакого вреда бы не причинило. Вам.
— А вдруг во время оргазма я бы начал разбалтывать государственные секреты?
Эшли взглянула скептически:
— А вас можно до этого довести?
Командор положил в рот следующую дольку, прежде чем осведомиться:
— Довести до чего? До разбалтывания секретов? Или до оргазма?
Эшли оглядела свои пустые тарелки.
— Прошу прощения, командор. Мне пора.
Она пошла к выходу. Командор, едва повернув голову, посмотрел ей вслед. И сунул в рот последнюю дольку.
— Хорошая девочка, — Гарти глядел с некоторой опаской. — Ты заинтересовался ею в связи со служебным расследованием или в личном плане?
— В связи.
Он сидел на подоконнике в кабинете Гарти и, попивая кофе, привычно наблюдал за потоком машин.
— Может, коньячку? — предложил Гарти.
— На работе?
— Алекс, считай, ты сейчас в кабинете психотерапевта. Так что сиди и не командирствуй.
Он с удовольствием вытянул ноги. Глаза скользили по ярким плакатам, украшавшим безликие стены. Гарти дневал и ночевал в своем архиве. Здесь, как он уверял, хранились данные, которые, выплыви они наружу, порушили бы не одну карьеру, да и не одно правительство. У командора все не находилось времени проверить эти слова.
— И часто она здесь бывает?
— Кто? — удивился Гарти.
— Николас-Николас, — укоризненно качнул головой командор, — не заставляй меня повторяться.
Гарти выпятил нижнюю губу и отъехал за свой стол. Тяжелое ранение, много лет назад приковавшее его к инвалидному креслу, и стало причиной его превращения из перспективного оперативника в блестящего архивариуса Управления.
— Оставил бы ты девчонку в покое, Алекс! — сказал он в сердцах. — Мало она натерпелась?
— И чего же она натерпелась?
Гарти посопел, глядя в чашку.
— Ну… приходит иногда. Все у меня бывают. Вроде бесплатного бара с аттракционом. Аттракцион, конечно, я.
Командор хмыкнул. Несмотря на свою инвалидность, Николас сохранил живой и легкий нрав, что притягивало к нему людей.
— Иногда я подумываю, не начать ли тебе доплачивать — как нештатному психологу.
— Думаешь, откажусь?
— Итак, она к тебе приходит, и что?
Гарти стрельнул в него глазами.
— Если ты думаешь, что мы занимаемся любовью на вот этом самом столе, увы, дружище, увы. Хотя не потому что я против.
— Что ты о ней знаешь?
— Как о сотруднике Управления или молодой незамужней женщине?
Холт глотнул коньяку, подумал и сказал:
— Первое. И второе.
— Ты и так наверняка изучил ее личное дело… Что касается прошлого — это она вытянула Филина из той заварушки в Мексике. Да еще так прикрыла его, что они до сих пор считают его тем, за кого он себя выдавал. А что при этом она получила несколько пуль в живот, так ведь это дело десятое, да, Алекс?
— Она знала, куда шла, — возразил командор.
— Я тоже, — сказал Гарти. Они помолчали. — А что касается… Я говорил — славная девчушка. Веселая — когда удается ее расшевелить. И очень одинокая.
— Хочешь сказать, твоя славная девушка еще не нашла себе мужчину?
— Спроси у своей СБ, — ядовито предложил Гарти.
Командор оставил выпад без внимания.
— А Сандерс?
— Что — Сандерс?
— Он ведь ухаживал за ней?
— Это есть. Было.
— А она?
— Она? Не сказать, чтоб отбивалась руками-ногами, но никаких этих женских "ко мне, мой милый, — уйди, противный"…
Холт помолчал и спросил — сам хорошенько не зная, зачем: