— А она толковая девушка, — сказал Хейке.
— Еще бы! Она прекрасно справляется с домашним хозяйством. Стоит только приучить себя работать, и это становится потребностью! К тому же здесь она чувствует себя спокойно, и это радует меня больше всего…
— Да, временами я замечаю в ее глазах страх и неуверенность.
Арв грустно улыбнулся.
— В некотором смысле, я вызволил ее из дома, и я не раскаиваюсь в этом. Мне никогда еще не было так хорошо, — улыбнулся он. — Но теперь я хочу послушать о Сёльве! И о тебе, мой абсолютно неизвестный родственник!
Глубоко вздохнув и взвешивая каждое свое слово, он сказал:
— Если моя тетя Интела жива, я хочу навестить ее, когда буду уезжать отсюда. Но ей я ничего не хочу рассказывать о Сёльве. И я не уверен, следует ли мне рассказывать об этом вам.
— Доверься мне! Я знаю, Хейке, что «меченых» следует опасаться, они могут быть смертельно опасными. И в то же время, глядя в твои глаза, я понимаю, что ты такой же, как Тенгель Добрый. В Гростенсхольме есть его портрет. Я не хочу сказать, что ты — точная копия его, это не так, твое лицо более заостренное, более… — Арв хотел сказать «гротескное», но решил, что это слово могло обидеть его. Поэтому он закончил предложение по-другому: — Но выражение глаз у вас с ним одно и то же. Взгляд Тенгеля, разумеется, изобличает более опытного человека, в твоем же взгляде больше печали. Но и у тебя, и у него — то же самое понимание чужих страданий, то же самое… тепло. Именно это не ожидаешь встретить у «меченого».
— Спасибо, — кротко улыбнулся Хейке. — Но ведь у нас есть определенные способности к пониманию других.
— Не все «меченые» это делают. У них преобладает эгоизм и злоба. А теперь расскажи мне о Сёльве!
Хейке на миг отвернулся, словно не зная, с чего начать.
— Однажды он сказал мне, что глаза его не всегда были желтыми…
— Как? Разве у Сёльве были желтые глаза?
— Если бы! Он говорил, что они меняли цвет в соответствии с изменением его характера. Вместе с желтизной усиливалась его…
Хейке замолчал.
— Его злобность? — спросил Арв, глубоко потрясенный.
— Да.
— Господи, — прошептал Арв. — Господи! И как же… он умер?
— Его повесили.
Арв долгое время молчал. Потом сказал:
— Ты можешь вспомнить, что произошло?
Лицо Хейке болезненно передернулось.
— Вспомнить? Словно я когда-то забывал об этом!
И он рассказал, очень сдержанно и неохотно, о своих детских годах, проведенных в тесной клетке. О том, как он в конце концов был освобожден. О смерти Сёльве.
Арв был потрясен. Он знал Сёльве, и даже если в нем была какая-то жесткость, никто не мог даже подумать, что такое может произойти с сыном Даниэля. Впоследствии Арв заметил, что Хейке никогда не называл Сёльве своим отцом — просто Сёльве.
— А потом? Что было с тобой потом?
И когда, наконец, принесли еду и горячее питье, им пришлось сделать передышку, чтобы Хейке — впервые за много дней — смог по-настоящему пообедать. Потом юноша рассказал о счастливых годах, проведенных у Милана и Елены. Но об эпизоде в Штрегешти упомянул лишь вскользь.
И когда он закончил свой рассказ, Арв еще некоторое время сидел молча. Он никак не мог понять, как после всего этого Хейке мог сохранять душевное равновесие.
— Насколько я понял, ты не хочешь называть Сёльве отцом, — коротко заметил Арв.
Но Хейке ответил только:
— Я многим ему обязан.
— В самом деле? — с горечью произнес Арв. — Чем же, к примеру?
— Он научил меня, как не следуетпоступать с другими.
Да, простая философия. Уважение Арва к Хейке росло с каждой минутой. Откуда в этой душе столько сил, чтобы выжить? В таких условиях, когда абсолютно все было против него с самого рождения!
Если он только выжил. Ведь кто знает, какие бездны скрываются в душе Хейке! Арв общался с ним всего лишь час и уже всем сердцем привязался к нему, не испытывая страха. Разве не следовало ему быть осмотрительным?
Нет, Арв не хотел и не мог воспринимать Хейке иначе. Хейке был из Людей Льда. Одного только этого было уже достаточно, чтобы относиться к нему дружелюбно. Судя по его внешности, он был одним из наиболее сильно «меченых», но в то же время он был невероятно одинок. Он отнесся к Арву с безграничным доверием и заслуживал такого же доверия.