— Вы поступили совершенно правильно, — рассеянно произнес Хейке, настолько потрясенный услышанным, что вряд ли сознавал, что говорит.
— И если он снова задумает что-нибудь подобное, я покажу ему, где раки зимуют, — кипя жаждой мести, продолжала она. — Впрочем, он ни на что уже не годен, у него старческая мужская болезнь, как вы знаете.
Словно не слыша ее слов, Хейке спросил:
— Как дела у Гуниллы?
— Спасибо, у нее все прекрасно, как это и должно быть у невесты. Конечно, она боится, плачет — но ведь мы, женщины, все такие. В день свадьбы мы всегда паникуем.
Хейке остановился, как вкопанный.
— Невеста? Гунилла выходит замуж? Сегодня? За Эрланда, конечно?
Как это быстро у них получилось!
— Нет, не за Эрланда. За самого Грипа!
— За… за Арва? — спросил Хейке, настолько растерявшись, что не мог двинуться с места.
— Да, ведь писарь давно уже ведет одинокую жизнь.
Значит, она имела в виду Арва! Это он был тем добрым, неизвестным женихом, который мог оставить ее в покое! Хейке ни за что не подумал бы, что это может быть Арв.
— А как же Эрланд?
Приложив руку ко лбу, Эбба пошла дальше.
— Да, Эрланд! Бедному мальчику придется туго. Вчера я встретилась с ним по просьбе Гуниллы и переговорила с ним. Видите ли, у нее самой не нашлось времени, потому что она болела. Он очень тяжело воспринял это, но что я могла поделать? Это несправедливо по отношению к нему, но ведь и девушку надо понять. Если у кого-то отвращение к постельным радостям, то так оно и будет, и ничем его в постель не заманишь. Об этом я сказала Эрланду, и он знает, как все эти годы мой муж изводил дочь своими проповедями о езекиильских шлюхах, возжелавших хеттских мужчин с гигантскими половыми членами и отдававшихся им прямо на улицах, но я ничего не сказала Эрланду о том, что этот старикашка натворил в последний раз, я просто не осмелилась, потому что Эрланд наверняка убил бы его, это точно, и за это попал бы в тюрьму, а этого он не заслуживает…
Она остановилась, чтобы перевести дух после такого длинного предложения.
— Мне нужно поговорить с Эрландом, — сказал Хейке. — Вы правы, для него это большой удар.
— Да, Гунилла очень сожалела об этом. Но что она могла поделать? У писаря ей так спокойно. Но я боюсь за Эрланда. Он выкрикнул мне напоследок, что теперь ему на все плевать.
От грубых выражений Эббы чувствительного Хейке всегда коробило.
А она продолжала в том же духе:
— Он сказал, что отправится в лес и переловит всех демонов в Ущелье дьявола. Хейке побледнел.
— Он собирался это сделать вчера?
— Нет, сегодня. В двенадцать часов дня. В то самое время, когда Гунилла будет венчаться.
— Он не должен этого делать! Это чистое самоубийство!
— Возможно, он знает об этом. Ему, возможно, хочется умереть героической смертью или что-то в этом роде. Очистить расселину и самому умереть там. Эрланд всегда был выдумщиком.
— Господи! — прошептал Хейке. — Господи!
Она говорила слишком легко, но ведь она и не видела того, что видел он.
Эббе в свою очередь казалось, что упоминание о Боге звучит весьма странно и сомнительно в устах такого выходца из преисподней. Но ей никак не удавалось понять, что же представляет собой Хейке.
Он снова вскочил на коня.
— Я поскачу в лес, чтобы остановить его. Пока он еще не попал к ним в лапы. Он — сумасшедший, сумасшедший!
И прежде чем Эбба смогла вымолвить слово, всадник скрылся уже вдали, в облаке снежной пыли.
Она только покачала головой.
— Слишком много всего сразу! А я-то жаловалась, что живу в скучной дыре!
В заснеженном лесу Хейке стал размышлять более трезво. Он ничего не знал о том, откуда должен был появиться Эрланд, если тот вообще не был уже возле страшной расселины, которую однажды видел Хейке.
Но вокруг него не было ничего, кроме заснеженных от корней и до макушек деревьев. Мысль Хейке заработала.
Как же ему найти юношу?
Хейке понимал, что если Эрланд в самом деле отправился в Ущелье дьявола, ему нужно немедленно помочь. И помочь ему может только он, Хейке. А ему не очень-то хотелось вступать в схватку с троллями, как он называл тех, кого видел однажды ночью.
Что ему оставалось делать? Ему нужно было найти Эрланда, и как можно скорее!