Мужчина с радостью взял у него ключи, опасаясь, как бы Прунк снова не запер дверь. Все начали собирать свои вещи, некоторые колебались. Одна из женщин с опаской спросила у стоявших рядом — тех, кто еще испытывал страх перед Судным днем и считал себя изменниками своему учителю:
— И что же теперь делать нашему пастору?
— Что делать? — ответил тот, кто уже не колебался. — Плевать мы хотели на него! Похотливый козел!
— Но ведь я же доверила ему все мои деньги!
— Я тоже, — сказал мужчина и другие подтвердили то же.
Мужчина бросился к двери пасторской каморки и принялся колотить в нее.
— Выходи, Прунк! — закричал он.
— Я не выйду, пока вы не уберетесь отсюда. Мы с Бьёрг начнем новую жизнь в новом царстве, мы справимся и без вас. Вы просто крысы, бегущие с корабля!
— Бьёрг собрала вещи и стоит у ворот. Ей не терпится поскорее выйти отсюда. И мы уйдем, но сначала мы получим обратно все наши деньги!
В пещере воцарилась тишина.
— Какие деньги?
— Те, что мы передали вам, пастор.
— Я не присваиваю себе ничьих денег. Те, у кого есть расписка, смогут получить их.
Все в замешательстве посмотрели друг на друга.
— Жалкий обманщик! — воскликнула одна из женщин. — Он сказал нам, что в новом десятитысячелетнем царстве не будет нужды ни в каких расписках!
Все завопили и зашумели, бросившись к дверям пасторской каморки.
— Подите прочь, исчадия Сатаны! — во всю мощь своих легких кричал Прунк. — Лучше прислушайтесь к буре за стенами нашего убежища. Да! Я уже слышу трубные возгласы архангелов! Началось крушение мира!
Люди остановились. Если бы не их наивность, он никогда бы не смог так манипулировать ими.
Заметив их нерешительность, Прунк показался в дверях. К нему снова вернулось его достоинство.
— Господь послал мне свою весть! Все превращается в руины. Разве вы не слышите отдаленного грохота?
Все стояли неподвижно и прислушивались. Не услышав ничего, решили, в своей униженности, что недостойны услышать Божье чудо. И Прунк тут же заметил, что снова держит их в своих руках.
— Я просто подверг вас испытанию, жалкие твари. Единственное, о чем вы думаете, так это о своих ничтожных деньгах. Низменные душонки! Но я вас прощаю. Дети мои, наступил судьбоносный час, вы не должны забывать о том, что время не одинаково на всей земле и, разумеется, на небесах тоже. Мы ориентировались на норвежское время и немного просчитались. Хотите, я выйду отсюда первым, чтобы взглянуть на обращенный в прах мир? Я охотно пожертвую собой, потому что верю, что Господь не оставит нас.
Все уставились на него, не зная толком, что ответить. И никто не обратил внимания на то, что он стал вдруг толще (все карманы его были набиты деньгами и ценными бумагами), ибо Прунк решительным шагом направился к воротам.
— Дайте мне ключи, — властно произнес он, — Я рискну своей жизнью ради того, чтобы узнать, что стало с человечеством…
И пока все раздумывали, что им предпринять, он открыл ворота и шагнул наружу.
Только он повернулся, чтобы запереть в пещере своих прихожан, как тяжелая рука легла на его плечо. Он завопил от страха.
Чья-то фигура в темноте. Свет карманного фонарика, направленный ему прямо в лицо.
— Полиция. Дайте сюда ключи, мы немедленно отправим всех в больницу, рядом ждут два автобуса.
Это был конец десятитысячелетнего царства пастора Прунка.
10
Ветер на острове затих.
В один из погожих дней Агнес повесила старую рождественскую красную скатерть на высокий шест во дворе, словно флаг, говорящий о бедственном положении. На крышу она залезть не могла, и невелика была надежда, что кто-то увидит красную скатерть с фьорда.
Но она была не в силах передвинуть шест за забор, он был слишком тяжелым.
Но шест повалил ветер, и он сломался, а красную скатерть унесло куда-то.
Ее старые следы на снегу расплылись и стали неузнаваемо-огромными, так же как и следы маленьких лап Доффена.
Уже несколько дней они не выходили из дома.
Агнес лежала в постели. Глаза ее были закрыты, щеки горели от лихорадки, дыхание было слабым и хриплым. Доффен ходил по комнате из угла в угол, временами издавая жалобный, усталый писк. Возле двери были маленькие лужицы, хотя в миске уже не было воды.