– Ты пришел! Я была уверена, что ты придешь! Я люблю тебя! Я так тебя буду любить, что ты никогда не захочешь уходить! Иди, иди же быстрее!
Жиль понял, что Ульриху-Августу он солгал.
Он сейчас будет спать, но не один. В том-то и заключалась разница. Конечно же, он не заснет в этой постели, к которой она его влекла. Ну, во всяком случае, провести ночь так или иначе было не особенно важно. Важно, чтобы потом не очутиться, как по волшебству, в незнакомом замке.
И чтобы не дать своей партнерше даже и подумать о каких-либо напитках, он храбро бросился в сражение.
Когда на заре он ее покидал, госпожа де Бальби, изнуренная, с набрякшими лиловыми веками, еще делала над собой усилия и выпустила его из своих рук, лишь взяв с него обещание прийти к ней вечером.
– Я пошлю за тобой. Я не хочу больше встречаться здесь. Я хочу, чтобы ты был у меня, в моей постели. У меня есть прелестное местечко в домике около леса Сатори, ты сам увидишь.
– А что будет поделывать в это время Его королевское Высочество? Говорят, что мосье не может без тебя обойтись.
– Это правда. Но имею же я право на отпуск, хотя бы иногда. Ты не представляешь, что значит заниматься любовью со слоном. Я ему скажу, что больна.
– С таким-то лицом!
Первый луч солнца высветил в полумраке комнаты красные губы женщины, зажег искры в ее глазах, полных счастливой утомленности. Она вся светилась здоровьем, радостью жизни. Она протянула ему губы в последний раз.
– Когда я говорю, что больна, хотела бы я посмотреть на того, кто будет мне противоречить. Даже Заза.
– Заза?
– Луи-Ксавье. Для меня он – Заза. Он прощает мне все мои капризы. Простит и этот. Ну, до вечера.
Очутившись на улице, Турнемин подумал, что прежде, чем просить аудиенции у королевы, было бы неплохо поспать часа два-три и следовало освежить свой туалет. По счастью, улица Ноай была неподалеку, и четверть часа спустя он крепко спал, даже не потрудившись снять сапоги.
Около полудня, затянутый в свой парадный мундир, начищенный до блеска, сияющий, как новенькая монета, верхом на Мерлине он предстал перед решетчатыми воротами Версаля и просил милости у королевы удостоить его своей аудиенции.
Конюх отвел лошадь в конюшню, дежурный слуга, передавший просьбу, вернулся в сопровождении одной из особо приближенных горничных королевы. Это была молоденькая госпожа Кампан, супруга ее библиотекаря, блондинка с тяжеловатым и некрасивым, но приятным лицом.
– Ее Величество знала о вашем визите?
– Никоим образом, сударыня, и я это совершенно ясно осознаю. Но все же будьте добры, попросите Ее Величество и скажите ей, что только чрезвычайно срочный характер дела заставил меня потревожить ее.
– Настолько срочное, что не может подождать до завтра? Вам же известно, что королева охотно дает аудиенцию в замке после мессы и, напротив, совершенно не переносит, когда ее беспокоят рано. Мы стараемся делать все возможное, чтобы оградить ее. Не изволите ли сообщить мне, о чем идет речь?
– Я очень сожалею, сударыня, но это совершенно невозможно. Я могу сообщить это только самой королеве и наедине. Ну, хотя бы передайте ей это. Я подожду.
Предвидя затруднения, он завернул в бумагу письмо с гербами, найденное им в Роще Венеры.
Это была дорогая прекрасная бумага с золотыми кромками, украшенная золотыми лилиями. В письме искусной рукой были выписаны две-три ободряющие фразы. Автор письма просил адресата запастись терпением, ибо придет тот день, когда «абсолютному повиновению воздается высшая награда, что это и есть судьба обладающих высшим разумом».
Госпожа Кампан взяла письмо, торопливо поднялась по великолепной мраморной лестнице.
Отсутствовала она совсем недолго. Через несколько минут она появилась и коротко и сухо бросила:
– Проходите!
Идя за ней, Жиль прошел через прихожую, уставленную банкетками с сиденьями из красного бархата, с белыми печами, украшенными белыми и золотыми изразцами по австрийской моде.
Затем они вошли в великолепную столовую, стены которой были увешаны прекрасными картинами. Здесь госпожа Кампан остановилась, повернувшись к Турнемину, и сказала ему с тревогой в голосе:
– Я очень опасаюсь, как бы ваш визит не расстроил королеву. Прошу вас позаботиться об этом.
– Сударыня, как и вы, я верный слуга Ее Величества, и так же, как и вы, я желаю ей лишь счастья, – холодно ответил Жиль, начиная уже раздражаться. Эта женщина была настоящей цепной собакой и много бы отдала, чтобы выбросить его из окна, обвинив его в оскорблении королевского достоинства. – Так королева меня примет или нет?