Особенно,... 
63 
Мрачно размышляя, что это все равно ненадолго и скоро их опять засвинячат, Надя вымыла три кастрюли и две выварки. Выварку с чаем можно было пока не трогать, к тому же и чая оставалось еще примерно с полведра. На обед чай не заваривают, а до ужина уж выхлебают как-нибудь. Неожиданно в пустой столовой послышались голоса. Один голос Надя узнала сразу: Кавалерия. Другой, отдышливый, низкий и рассыпающий пни, мог принадлежать только Кузепычу. Надя бросилась к двери и прижалась к ней ухом. Кавалерия и Кузепыч стояли у дальней стены. Многие слова ускользали от Нади, но смысл все равно был ясен. Когда голоса стихли, Надя в большой задумчивости вернулась к вываркам и продолжила их тереть. Последняя выварка была почти чистой, когда на глаза Наде опять попалась кукла Жомочка. Боком навалившись на коробки со специями, Жомочка свешивалась с полки и тянула к ней фарфоровые руки.
Надя не выдержала. Чудом выведанный секрет жег ей грудь.
– Родиона знаешь? Важный такой был, строил из себя! Здороваешься, а он тебя не замечает! А теперь вот из ШНыра умотал! А стрекозуКавалерия отнесла в шныровский сейф!
Куколка Жомочка смотрела выпуклыми, неподвижными глазами. Наде казалось, что она возмущается с ней вместе. Не просто возмущается. Подзадоривает. Говорит, что раз и навсегда надо поставить точку и на ШНыре, и на Суповне, и на бесконечной посуде.
– Я уйду! – всхлипнула Надя. – Точно уйду! Достало все!
Она домыла выварку, тщательно отжала весь свой инструмент, состоявший из двух губок и тряпки, и села плакать к окошку. Ей нравилось, когда слезы падают в герань. Вроде как и дело полезное делаешь: цветы поливаешь.
* * *
Возможно, под влиянием Яры, или, возможно, потому, что в ней самой что-то откликалось этому, Рина полюбила ходить в Зеленый Лабиринт. Окунуться посреди зимы в лето было наслаждением. Лечь на теплую землю на стыке двух миров, повернуться лицом к облакам и тут же, не вставая, зачерпнуть горстью снег. Обычно она брала с собой Сашку, а Сашка захватывал саперку. Созерцать красоту и ничего не делать он долго не мог. Ему обязательно надо было что-то рыхлить, пилить, сгребать ветки. Нередко Сашка прерывался, чтобы погоняться за Риной, пытавшейся спрятаться от него в сплетениях акации, лавра, самшита, розы и можжевельника, или поразмахивать саперкой, представляя, что поражает отточенным краем берсерков. Но это уже издержки интеллекта, который в определенном возрасте всегда переливается через край. В любом случае, Сашка был трудовым обоснованием пребывания Рины в Лабиринте.
Однако в тот день Рина была без Сашки, которого вместе с Даней и Кириллом мобилизовали перевешивать двери. Наряду с ремонтом котла и перекрашиванием чего попало в какой угодно цвет, перевешивание дверей было одним из любимейших занятий Кузепыча. Ему казалось, что, если правильно перевесить все двери и все тщательно покрасить, в школе будет уютно и без ремонта. Хотя не Кузепыч, в конце концов, виноват, что у ШНыра нет денег. А где их брать? Продавать закладки? Или открыть аттракцион «Полетай на Пегасе»? Единственное, что шныры себе изредка позволяли, – это сдавать напрокат писателям ослика Фантома, да и то осторожно, без явного одобрения Кавалерии. Знали об этом, правда, немногие. Обычно Фантома отводили Вовчик с Оксой, но как-то и Рина из любопытства увязалась с ними. В Копытово они свернули не к площади, а в противоположную сторону, где Рина прежде никогда не бывала. Ослик Фантом, покрытый теплой попоной, цокал копытами по асфальту.
– Вот тут он и живет! Специально переехал! – неожиданно сказала Окса и без всякого смущения повела ослика в открытую дверь подъезда.
Фантом бодро затрюхал по ступенькам. Рина все ждала, что сейчас кто-нибудь выглянет и даст им по мозгам за то, что завели осла в подъезд. Но никто не выглянул. Они поднялись на третий этаж и позвонили в самую обычную дверь. Им открыли. Рина ожидала увидеть классика, но в четырехэтажке рядом с бывшим иголочным заводом классики, как видно, не водились. В теплой зевотной квартирке сидел унылый человек с компьютером и перерабатывал кофе в литературное творчество. Смотрел равнодушно, вяло. Будоражущую остроту качества давно заменил количеством. Порой он прорывался в прохладную заводь хорошей прозы, однако едва успевал проплыть несколько метров. Воздух заканчивался, мозг забуксовывал, наполнялся пустеющей чернотой, и он вновь торопливо выныривал на теплый, пованивающий сытным болотцем воздух беллетристики. Увидев Фантома, писатель оживился, вскрикнул и бросился его обнимать. Рина не верила своим глазам. Она знала, что бывает, если Фантома и случайно заденешь, а тут обнимать да еще лицом зарываться в шерсть!
63 
