— Каким образом? Ведь я не узнала человека: было уже темно, а одет он был, насколько я могла разглядеть, как любой обеспеченный человек. Или как офицер в гражданском платье.
— Отец твой знал. Ему Альбен сказал. Думаю, что именно поэтому он и умер.
— А ты знаешь?
— Да. Я лечила Матье, и перед смертью он назвал мне его, желая облегчить совесть, но заставил поклясться, что я не буду тебе писать об этом, чтобы не нарушать твою новую жизнь…
— Да как же преступление, совершенное незнакомым человеком, могло меня побеспокоить? А его не нашли, этого злодея?
Мадемуазель Леусуа встала, подбросила хворосту в угасающий огонь. Гийома поразили выражение ее лица и исполненный жалости взгляд, который она обратила на Матильду, возвращаясь к столу.
— Человека арестовали…
— Кто он?
На этот раз акушерка отвела глаза, догадываясь, какой страшный удар должна нанести.
— Альбен Периго…
Матильда онемела. Она открыла рот, но, как ни старалась, не смогла издать ни звука и даже покраснела…
— Мама! — воскликнул Гийом, бросившись к ней и обхватив ее руками.
Она машинально прижала его к себе, положив ему руку на голову. Вдруг послышался жалобный стон, и слезы брызнули у нее из глаз, заливая лицо. Наконец она смогла говорить, вначале тихо, потом с силой, которую придавал голосу растущий гнев:
— Но он ничего не сделал!.. Он невиновен!.. А вы знали это и ничего не сказали?
— Успокойся, прошу тебя! Я ничего не знала. Даже о том, что ты встречалась с этим несчастным! Что касается твоего отца, то он молчал, чтобы не подвергать опасности своих близких. Убийца принадлежал к семье, которая была слишком могущественна по сравнению с ним. И потом, после всех пересудов о Сэрском монахе (Согласно древней легенде, все совершенные в округе преступления приписывали монаху-призраку. — Прим, авт.) в какой-то момент и я, признаться, поверила тому, что говорили.
— А что говорили?
— Что все было против Альбена. Какой-то военный видел, как он в тот вечер шел от бухты. Потом поползли слухи, распространяемые неутомимыми языками: его видели с Луизой Симон.
— Это было невозможно, потому что он встречался со мной.
— Матильда! Если у тебя есть золото, то свидетели всегда найдутся! Тем более что у жертвы была не лучшая репутация…
— А Альбен? Он ничего не сказал? Не защищался?
— Конечно, защищался, но никто не мог ему помочь. Один против всех…
Молодая женщина закрыла лицо руками. Она больше не плакала, но рыдания душили ее:
— Его осудили… и, разумеется, казнили?
— Да, осудили, но не повесили. Граф де Нервиль, человек влиятельный, предпочел пожалеть своего управляющего. Альбена отправили на галеры. На двадцать лет!
Галеры! Матильда никогда не видала эти вытянутые, как сабли, корабли, которые превосходили в скорости любой парусник, но знала, что мужчины там испытывали адские муки и на скамье гребцов долго не выживали.
— И сколько он уже там? — выдавила она наконец.
— Как раз десять лет.
— Значит, он погиб! Я слышала рассказы старых моряков. Пять лет — и то слишком много! Мужчины умирают от тяжелого труда либо погибают от рук пиратов берберов, когда те нападают на корабли…
Анн-Мари схватила Матильду за руки, оторвала их от ее лица и заглянула в него.
— Неужели ты думаешь, что я не пыталась узнать, что с, ним стало, после того как твой отец мне все рассказал? Жителей этих мест отправляют не на Средиземное море, а в Брест, что на краю Бретани. В Бресте есть каторжная тюрьма, и осужденные работают в порту. Нет никаких галер. Эти корабли слишком легки для громадных волн, которые там бывают. Кстати, по-моему, в 1748 году наш король их упразднил. Правда, оставил несколько на юге Франции, чтобы гоняться за неверными. Так с чего бедному парню умирать? Он крепкий…
Матильда словно вернулась к жизни. Она даже слабо улыбнулась, заметив:
— Да ты, оказывается, все знаешь! Кто тебе это рассказал?
— Начальник форта Ла-Уг. Я как-то помогла ему избавиться от подагры, вот мы и поговорили… По-моему, малышу пора готовить постель. Мы уложим его здесь. В соседней спальне слишком холодно: я там храню яблоки…
Анн-Мари принесла походную кровать (подарок начальника форта), с помощью которой она могла теперь иногда лечить у себя бедных больных. Затем она разложила ее с другой стороны камина, предварительно достав простыни и одеяла из шкафа, откуда донесся аромат ириса. Матильда пошла ей помочь, а Гийом тем временем подсел к очагу. Разворачивая простыню, она сказала, понизив голос: