— Мне хотелось бы, чтобы ты был здесь… всегда… — прошептал он Эскилю.
Что можно было ответить на это? Эскиль ободряюще улыбнулся мальчику.
Сольвейг вышла вместе с ним. Они ничего не говорили друг другу. Оба знали, что дни Йолина сочтены. Ему оставалось жить несколько месяцев, возможно, год. Но выздороветь он уже не мог. Ему могло быть только хуже. Боли могли усилиться. Он мог ослепнуть, стать душевнобольным…
Эскиль глотнул слюну. Он чувствовал на глазах слезы, когда пожимал Сольвейг руку, перед тем, как уйти, и не пытался скрыть их.
Конечно, ему было неприятно снова являться в дом Ингер-Лизе после того, как его так решительно выставили вон. Но он пришел по делу.
Не стало лучше и от того, что он явился во время обеденного отдыха. Ингер-Лизе испуганно выставила его в коридор и предостерегающе шепнула ему что-то.
В ответ он прошептал ей, где теперь ее кот.
Сначала она обрадовалась, потом озабоченно спросила:
— В Йолинсборге? О, я не осмелюсь пойти туда! Ни за что в жизни!
Господи, какой хорошенькой была она! От ее одежды пахло хлевом и сыроварней, но на была очаровательной, как ангел!
— Я попробую поймать кота и принести его сюда.
(Если кот захочет…)
— Ах, да, ты сделаешь это?
— Конечно, — шепотом пообещала он. — Но я не решусь придти сюда с котом. Твой отец рассердится. Не могли бы мы встретиться у забора?
Она кивнула и начала что-то говорить, но тут дверь распахнулась и показался отец, настроенный далеко не благодушно.
Ингер-Лизе защебетала:
— Эскиль нашел моего кота, отец…
— В самом деле? Я не вижу никакого кота.
— Он наверху, в Йолинсборге, — вежливо пояснил Эскиль. — Я пришел сюда, чтобы узнать, не вашей ли дочери принадлежит этот кот.
— Это Мирре, отец.
— Я запрещаю тебе ходить туда!
— Нет, Эскиль сам принесет его сюда.
— Послушай, бездельник! Кто бы ты там ни был, но не думаешь ли ты, что можешь морочить голову нашим девушкам только потому, что у тебя смазливое рыло?
Эскиля стал уже раздражать этот неучтивый крестьянин. Однако он вежливо поклонился и сказал:
— Как я уже говорил, меня зовут Эскиль Линд (на этот раз он не стал добавлять, что он из рода Людей Льда, чтобы не вызывать ненужных вопросов). — Я сын помещика и врача Хейке Линда, и я прибыл сюда из округа Гростенсхольм, что неподалеку от Кристиании.
— Сын помещика? — хрипло произнес крестьянин.
— Да. Моему отцу принадлежат три двора, два из которых можно считать поместьями, это Гростенсхольм и Элистранд, а третий, Липовая аллея, представляет собой что-то вроде большой крестьянской усадьбы. И я единственный его сын.
Ингер-Лизе уставилась на него. Отцу же ее было трудно переварить эти новые сведения.
— Ты сказал, что он к тому же еще и врач? — недоверчиво спросил он. — Может ли, черт возьми, человек владеть тремя хозяйствами и в то же время быть врачом?
— У нас есть, разумеется, арендаторы и управляющие, — миролюбиво ответил Эскиль, наслаждаясь создавшейся ситуацией. — В нашем роду существует традиция, чтобы кто-то был врачом, у кого есть для этого определенные способности. Некоторые из моих предков были королевскими медиками. Но при жизни моего отца короли так часто менялись, что невозможно было за этим уследить.
Разинув рот и растерянно кивая, крестьянин смотрел на него. И в этот триумфальный миг Эскиль, конечно же, чихнул. Но отец Ингер-Лизе только дружески похлопал его по плечу.
— Но входи же, мой юный друг. Мать! Мать, вставай! У нас есть еще вишневка?
Эскиль давно уже не питал никаких иллюзий по поводу своих ближних. Однако он отсидел некоторое время за столом в гостиной и выпил стаканчик вишневки, в то время, как его осыпали канонадой вопросов относительно его имений, да и сам он получил основательные пояснения по поводу их замечательного хозяйства. В конце концов ему пришлось извиниться и сказать, что он боится, как бы кот не удрал. Лучше всего поймать его сейчас, пока он на месте.
Родители Ингер-Лизе стояли на крыльце и милостиво кивали ему. И не обмолвились ни словом о том, что их дочь помолвлена.
Как чудесно было снова подняться в Йолинсборг! Расслабиться и быть самим собой. Стыдливые, но многообещающие взгляды Ингер-Лизе за столом в конце концов его озадачили.