Последние отзывы

  30  

Но нет, Йолинсборг пугал их не меньше, чем всех остальных в Эльдафьорде. Возможно, они боялись Терье, с которым лучше было не связываться.

Эскиль почти желал их прихода. Они могли бы делать все, что им хотелось, лишь бы были поблизости. Все-таки это были люди!

Но больше всего ему не хватало кота.

Кот, по крайней мере, лежал бы у него в ногах и согревал бы его своим теплом.

Ему не хватало кого-то, кто нуждался бы в нем.

Неужели он так и не заснет? И как только он начал думать об этом, сон окончательно улетучился.

Этот проклятый домище! Бесконечное пространство одиночества!

Как чувствовали себя здесь другие постояльцы? Он думал не о тех, с кем впоследствии произошло несчастье, а о тех, кто просто жил здесь, а потом уехал.

Но они были здесь не одни, как он. Они не приезжали сюда в одиночку. Еще не совсем стемнело.

Еще не наступила полная тишина.

Усмехнувшись, он напомнил самому себе, что прибыл по доброй воле. Никто не звал его. Он сам потащился сюда, угодил по дороге в тюрьму, а потом вместо того, чтобы возвратиться домой, он отправился сюда. Из-за своей детской мечты. Это было так неразумно с его стороны! Теперь-то он понимал это, да и все были бы такого же мнения, если бы узнали об этом.

Мать и отец…

Они не ответили на его письмо. Не пришли ему на помощь. Тем не менее, совесть его не была чиста.

В глубине души он чувствовал себя виноватым перед ними, как бы ни была трудна ситуация, в которую он попал. Время от времени было приятно брать на себя всю вину. В какие-то мгновения своей жизни человек бывает недоволен собой и всем своим окружением.

Мысли его бежали по кругу, становясь все более и более путанными. Но он все еще никак не засыпал. Он старательно закрывал глаза, не желая осознавать, что стало уже совершенно темно и над Эльдафьордом воцарилась мертвая тишина. Издали доносился шум ручья и водопада, ударяющегося о скалы.

Самочувствие его было неважным. У него щекотало в носу и першило в горле, его бросало то в жар, то в холод. У него раскалывалась голова, одежда пропиталась потом. На нем было слишком много одежды, но он не снимал ее, поддаваясь мрачным предчувствиям. Он должен был быть одетым на случай, если опять придется бежать на пристань. В лодке, среди волн, никакая опасность ему не угрожала.

Но он знал, что еще одна такая ночь — и он совсем сляжет. Он и так уже был болен.

Мысли его смешивались с грезами, и незаметно к нему подкрался сон.

Но уже в следующий момент по телу его прошла такая сильная дрожь, что он даже почувствовал боль. Ученые назвали бы это атавизмом, остатком опыта прежних поколений, когда люди жили на деревьях и просыпались в случае опасности свалиться вниз. Вот и у него было теперь такое чувство, словно ему нужно было покрепче за что-то схватиться.

«Черт возьми, — подумал Эскиль. — Я мог бы проспать всю ночь. И вот проснулся! Как мне снова уснуть?»

Он замер. Затаил дыханье. Забыв закрыть рот, он ощущал в гортани пульсацию собственного сердца.

Что там такое?

Маленький Йолин?

Нет, он не мог слышать здесь его крики, это было ясно! К тому же это был крик взрослого человека…

Господи, что же это были за звуки?

С кем-то случилось несчастье. Нет, не с одним, а со многими! Он слышал множество голосов.

Откуда они доносились? Здесь не было никого, когда он запирал дверь. Не было их в доме и прошлой ночью.

Но было совершенно ясно, что все эти люди нуждались в помощи.

Ощущая в себе врожденную потребность помогать другим, унаследованную еще от Тенгеля Доброго, первого, кому удалось направить колдовство в русло добра, Эскиль вскочил с постели. Надев куртку, он зажег свечу и вышел в прихожую.

Все это он проделал автоматически, не думая. Кому-то потребовалась помощь, и он должен был помочь. И это было все, что он знал.

В прихожей он остановился. Это была самая старая часть дома. Пламя свечи освещало старинные балки, двери и шкафы. Но большая часть помещения оставалась в темноте.

Крики стали громче. Они напоминали жалобно стонущий хор, стоны и крики нарастали и ослабевали, умоляя о…

Но откуда же они доносились?

Он направился в кухню. Вошел, но там все было тихо, на столе стоял кувшин молока, лежал хлеб и сыр.

Кладовая?

Открыв дверь, Эскиль вошел туда.

Нет, здесь крики были не так слышны. Они доносились из другого конца дома.

  30