Особенно,... 
110 
— А ты бы вытерпел, если бы на его месте оказался я?
— Твоя никогда нет на это место. Понго убивать твоя до… потому что Понго твоя любить.
Но этот человек не заслуживать жалость — он сам не знать жалость к другие люди.
Жиль нашел руку друга и пожал ее.
— Ты тоже дорог мне, Понго. Когда придет смертный час, я рад буду умереть рядом с тобой.
И, как ни странно, успокоенный, он перевел взгляд на освещенный не хуже театральной сцены двор. Появилась луна, и, хотя она пока висела красноватым диском на верхушках деревьев, свет ее добавлял трагической краски к происходящему. Однако самое страшное, как оказалось, было впереди.
Лаброш еще жил, когда его палачи перерезали веревки, которыми он был привязан к кострищу, и с трудом вытащили его из пламени. Человек в белой простыне опустился на колени рядом с потерявшим человеческое обличье телом, одним ударом мачете вспорол ему грудную клетку, запустив в нее руку, вырвал сердце и бросил его сбежавшимся на страшный запах собакам.
Лаброш отмучился, но и теперь его не оставили в покое. Негр в белом ловко искромсал тело широким треугольным лезвием и с церемониальной важностью раздал куски двум десяткам мужчин и женщин, казалось, едва державшимся на ногах и с многочисленными следами побоев. Они схватили их и принялись есть с ужасающей жадностью.
— Наверное, последние из тех, кто пострадал от рук этого мучителя, — сказал осипшим голосом Финнеган и закашлялся. — Эти несчастные вершат суд страшно, но часто справедливо.
Жиль вытер со лба пот, от которого щипало глаза. Теперь, когда жуткие крики стихли, ему было проще выносить кошмарное зрелище.
— Мы словно в ад заглянули, — прошептал Турнемин. — А что там с остальными? — спросил он у матросов, наблюдавших в другие окна за рекой, а потому избежавших вида этой сцены. А молодой Мулен еще и уши заткнул скомканными лоскутами от подушки, чтобы ничего не слышать.
— Никакого движения, — отозвался Жермен. — Они, вероятно, охраняют дорогу, чтобы мы не сбежали. С факелами, да при такой луне дом как на ладони, а в руках у них стрелы, луки, топоры. Как видно, ждут сигнала.
— Теперь наша очередь, — вздохнул Жиль. — Так просто нас не возьмешь. В любом случае, живыми не сдаваться. Все что угодно лучше, чем это…
Однако сигнала все не было. Несколько человек побежали к сараю, где Турнемин и Финнеган нашли трупы замученных, — значит, точно, их кто-то направлял, — но через некоторое время вернулись, разумеется, с пустыми руками. Толпа нерешительно заколыхалась. Жиль видел, как сотни глаз повернулись к немому закрытому наглухо дому.
— Господи Боже мой! — прорычал Жиль. — Если бы я мог с ними объясниться…
Его взгляд упал на Тонтона: тот по-прежнему лежал на полу, хотя давно уже пришел в сознание. Жиль схватил его за веревки и поднял на ноги.
— Ты работал надсмотрщиком и должен знать языки африканцев.
Круглые глаза мулата наполнились ужасом.
— Я?.. Да что вы! Нет! Нет!.. Я не говорю… не понимаю. Только Москит… и господин Легро, конечно. Я… умоляю… не ходите туда…
— Тебе что за дело? Может, такой случай больше и не представится. Они колеблются, и, черт меня побери, если половина, по крайней мере, не понимает по-французски.
— Интересно знать, где они его выучили, — рявкнул Финнеган. — Повторяю вам, Легро очень часто обновлял рабочую силу. Те рабы, которых вы сейчас видите, покинули Африку не больше года назад. Вряд ли они могли приобщиться к языку Вольтера; копаясь в земле под ударами плети.
— Ну и ладно! Я все же рискну. Наверняка те, что видели, как я утром вырвал кнут у Лаброша, тоже тут. Они меня узнают.
— Не слишком на это рассчитывайте! Они ведь даже от работы не отрывались, помните?
— Слушайте, Финнеган! Нам представляется шанс вступить в переговоры, надо им воспользоваться. Я выйду один…
— Нет, — отрезал Понго. — Один нет! Моя тоже.
— Согласен. Прикроешь меня. Так надо. Восставшие ищут нового хозяина и не знают точно, сколько нас тут. Если мне не удастся договориться, вы еще достанете меня пулей, прежде чем я окажусь на костре, а потом, может, они вообще забудут заглянуть в дом…
— Не забудут! Сначала перебьют нас, а потом подожгут дом…
Между тем рабы закончили обсуждение ситуации. Негр-великан в белой простыне — вышел вперед, остановился приблизительно в центре между домом к своими людьми и, воздев руки к дымному от пожара небу, начал нечто вроде проповеди — хоть и непонятно, но зрелищно. Его грудной голос рокотал басом, как недавно тамтамы. Вытянувшись черно-белой стрелой к небу, он словно заклинал это и одновременно угрожал дому. Трудно было усомниться в истинном значении гневных нот его молитвы. Он, без сомнения, обещал кровожадным богам новые жертвоприношения.
110 
