– И куда их понесло, окаянных? – ворчал Черный Легивар, с трепетом ступая под своды темного и мрачного леса, о котором на его родине среди торговцев, ведущих дела с Вальдбундом, ходили самые мрачные слухи. В детстве он не раз слышал и от самого отца, и от товарищей его байки о том, как целые обозы бесследно пропадали в северной глуши, как добрый товар, закупленный у лесных жителей нечеловечьей природы, вдруг оборачивался скопищем черных тараканов и разбегался во все стороны, как у почтенных бюргеров вырастали ветвистые рога оттого, что неосторожно тянули в рот незнакомый плод или ягоду… Сколько правды было в тех историях, сколько вымысла – судить трудно. Но с тем, что чащобы внутреннего Вальдбунда – место нехорошее, не спорил никто. Причем стало оно таковым задолго до Тьмы и после Тьмы таковым осталось.
– Подальше от людского жилья их понесло, – пояснил Йорген. – Они не любят наши города и дороги. Там, где природа уступает место творениям рук человеческих, иссякает колдовство светлых альвов и они чувствуют себя очень неуверенно. Матушка рассказывала, когда она оставила свой народ и пришла жить в дом отца, самым трудным для нее было привыкнуть, что править лошадью нужно при помощи поводьев и отдавать команды собакам приходится вслух. В Нидертале ей для этого хватало силы мысли. Она могла даже дикое животное заставить приблизиться к себе, кормила с рук осторожных оленей и хищных росомах.
– Зачем? – удивился бакалавр.
– Что – зачем? – не понял Йорген. – Зачем управлять животными силой мысли? Она говорит, так гораздо удобнее: они лучше слушаются, точнее и охотнее исполняют желаемое.
– Зачем нужно кормить росомах? – терпеливо пояснил Легивар. – Ну, оленей – это я еще могу понять: они милы и пугливы, дамам такие нравятся. Но росомаха – это злобный, опасный зверь, пожирающий живую и мертвую плоть. Твоя матушка напрасно приваживала ее к жилью кормом.
– Просто ты не любишь росомах, а матушка любит, – проворчал ланцтрегер, обиженный не то за матушку, не то за росомаху. – У каждого свои вкусы. К примеру, я крыс немного побаиваюсь, потому что они громко цокают когтями по ночам и обгрызают лица трупам. Мне даже кажется иногда, что они принадлежат Тьме. Зато у молодого короля Видара живет серая крыса по имени Изольда, и он обожает ее едва ли не больше, чем собственную супругу. Конечно, ей давно следовало бы помереть от старости… Ай!
Низко свисавшая ветка ольхи больно хлестнула Йоргена по глазам, и он прервал фразу.
– Супруге? – Видимо, от тревоги Черный Легивар стал плоховато соображать. – Зачем же он согласился взять в жены такую старуху?
– Изольде! Королева Гильда моложе своего мужа на два года. С Изольдой они тоже почти ровесники, прежде она принадлежала его покойному брату, но потом надоела ему и тот еще при жизни передарил ее Видару. Когда наш король заметил, что его крыса начала дряхлеть, лысеть и прихрамывать, он, не пожалев мешка золотых крон, призвал лучших колдунов из разных земель, и те на полвека продлили срок ее жизни. Теперь она вновь бодра и свежа, спит у монарших супругов в изголовье, отличается злым и хитрым нравом, и всяк, кто желает снискать королевское расположение, вынужден ее целовать с риском для собственного носа. Были случаи – откусывала самый кончик. Так-то у нас! А ты говоришь – росомаха!
Кальпурцию Тииллу стало любопытно, и он, не справившись с собою, задал бестактный вопрос, от которого в присутствии вредного бакалавра стоило бы воздержаться…
– И что, ты тоже ее целовал?
Йорген вздохнул – воспоминание было неприятным.
– Конечно, как же иначе? Ведь я был представлен ко двору прежде, чем получил должность в Ночной страже. Король удостоил меня аудиенции, там были и его супруга, и его крыса, с обеими пришлось целоваться…
– И с супругой тоже?! Что за странный обычай? – изумленно воскликнул силониец. Вот если бы он стал императором (а такое в принципе еще могло случиться, ведь его величество до сих пор не произвел на свет наследника) и давал кому-то аудиенцию, ни за что не допустил бы, чтобы его Гедвиг целовали посторонние и неженатые молодые парни… Да хоть бы и женатые – все одно ни к чему это!
– Ах, ты не так понял, друг мой! Я целовал крысу прямо в ее серую хищную мордочку. А королева Гильда целовала меня в лоб, по-матерински целомудренно. Потому что королева считается матерью своим подданным и, если кто-то ей понравится, может проявить свою симпатию подобным образом, в этом нет ничего порочного.