– Ее зовут Фелица? – обморочно прошелестел Фруте. – Я не знал…
– Я Фелица, я умею петь, – встрепенулась птица, вроде бы заскучавшая. – Ты милый, поцелуй меня, если хочешь.
Юноша вздрогнул, как от удара хлыста.
– УБЕЙ ПИЦУ, АДАМАНТ!!! – кричали пятеро яростно. – УБЕЙ!
– Нет! – взвизгнул юноша отчаянно. – Я не стану убивать! Я больше не хочу быть Воплощением!
И вдруг наступила тишина.
Такая, что слышно стало, как высоко под сводом маленькая пчелка бьется в круглое потолочное окно. Большое – элля четыре в поперечнике, совершенно прозрачное – оно казалось ничем не закрытым. Но в него было вставлено стекло. «Какой огромный, гладкий лист стекла! – отрешенно подумал Йорген. – Разве такие бывают? Да, умели древние строить!»
– Смотрите! – прошептал вдруг Мельхиор, заговорить в полный голос почему-то не хватило духу, но даже шепот его показался оглушительно-громким.
В вытянутых руках юного Хенсхена лежало колдовское яйцо. Оно больше не светилось. Чары исчезли, оставив после себя камень. Солнечный камень-сердолик.
И по всей Фавонии было так: угасали, каменели чудесные яйца, угасала и новая вера в сердцах людей. Свет проиграл свою игру, мир выстоял в новом испытании. Значит, еще тысячу лет он будет принадлежать живым. А дальше – как карта ляжет…
– Все кончено на этот раз, – глухо, без всякого выражения сказал один из пяти.
– Кончено, – согласились остальные. – Пусть ЭТИ умрут.
– Пусть.
Они развернулись и ушли.
– Ифийцев на нас натравят, – догадался маг.
– Ничего, пробьемся! Они теперь ленивые, им не заплатили вовремя! – откликнулся Йорген весело. – Я же вам говорил, что Фруте неплохой парень! Просто он был одержим, только и всего. А вы мне не верили!
– Вернусь, боги дадут, домой – поставлю памятник в честь вороны Клотильды! Прямо в центре Аквинары, и чтобы из чистого золота! – выпалил Кальпурций Тиилл с чувством. – Девы Небесные, как же я люблю ворон!
Эпилог
– Пора выбираться! – торопил Семиаренс Элленгааль спутников. Радость победы заставила их расслабиться. Меж тем за окошками быстро темнело – до утра было еще далеко, а колдовской свет, превративший ночь в день, угасал. – Чем скорее мы оставим это место, тем лучше! Ифийцы могут напасть в любой момент…
Но нет. Иного рода беда, гораздо более страшная, ждала победителей Света. Огонь!
Семиаренс Элленгааль бежал по лестнице первым, готовый в любой миг отразить нападение наемников-горцев ударом боевых чар, но мощная волна огня заставила его отшатнуться назад, когда до выхода из храма оставался всего один пролет.
Храм горел, полыхал ярко, будто построен был из сухого дерева. Языки пламени плясали по стенам, и они, раскаленные докрасна, не обрушивались, а плавились как смола, текли огненными струями, капали огненными сосульками. Дыма почти не было, но жар стоял невыносимый – не пробьешься. Ловушка захлопнулась. Только один путь остался у пленников ее – наверх. И они бежали, будто там, наверху, могли найти спасение! Но увы, это была лишь отсрочка, короткая отсрочка неизбежного. Слуги Света не пожелали отступить, не отомстив. И месть эта была изощренной. Колдовской огонь распространялся медленно и был хоть и жарким, но все же не таким, как настоящий, природный, – у будущих жертв его еще оставалось время осознать весь ужас, всю безнадежность своего обреченного положения.
– А знаете, какой сегодня день? – нервно хихикнул хейлиг Мельхиор. – Осеннее Восхваление!
– Что ж, нам остается только радоваться, что мы будем последними из колдунов, сожженных в это тысячелетие! – мрачно отозвался Легивар. На самом деле такая честь его совершенно не радовала. – Чувствуете – храм пошатывается?
Чувствовали, как не почувствуешь! Страшно!
– Семиаренс, Легивар, мы же умеем колдовать, давайте втроем попробуем что-нибудь сделать, а? – взмолился Йорген в отчаянии. Собственную гибель он встретил бы мужественно, как и подобает сыну славного рода фон Раухов. Но с ним же был Фруте!
Попробовали – куда там! Из наперстка пылающий амбар не потушишь, тайную Силу доморощенным колдовством не одолеешь. Только и добились, что огромное, красивое стекло в окне свода разлетелось вдребезги и осыпалось мелким крошевом. А может, оно сделало это само, без их помощи. Потому что все здание ходило ходуном, и стены верхнего зала еще не загорелись, но уже стали накаляться снизу от пола…