Я медленно, ежась от холода, растянулась на мраморной плите лицом вверх. Свет, пусть и не яркий, бил в глаза, заставляя щуриться. Волк сам вскочил на алтарь и лег у меня в ногах, поперек плиты, застыв как изваяние. Против ожидания, Лереена не стала его привязывать, хотя с обеих сторон алтаря свисало по несколько цепей с защелкивающимися обручами.
– Вижу, ты и так прекрасно знаешь, что нужно делать, – наклонившись, Повелительница небрежно потрепала его по загривку. Зверь напрягся, но не шелохнулся. – В отличие от своей Хранительницы. Сдвинь ноги, а руки скрести на груди.
Поза меня не вдохновила. Для полноты ощущений не хватало только свечки, желательно длинной и витой. Я умоляюще взглянула на вампира, и тот понятливо наклонился к моему лицу.
– Ролар, мне это очень не нравится!
– Не бойся, – прошептал он в ответ, – все идет как надо. Если Лереена попытается изменить обряд, я тебе сразу скажу.
– А вдруг ты не успеешь? – жалобно спросила я, начиная тихо паниковать от неизвестности.
Он как-то странно на меня посмотрел:
– С тобой в любом случае ничего не случится. Впрочем, сама увидишь. Главное, не волнуйся.
– Легко сказать… – Я почувствовала, что действительно хочу в туалет, но признаваться, разумеется, не стала.
Лереена выудила из складок платья кинжал-стилет, подбросила на ладони, переворачивая, и, ни слова не говоря, протянула мне рукоятью вперед. Я взяла и чуть не выронила – стилет показался мне невесомым. Выточенный из цельного куска какой-то плотной слоистой кости, он был легче деревянного. Рукоять – не отполированная, а гладкая и шелковистая сама по себе – так уютно ложилась в ладонь, что словно растворялась в ней, и лезвие становилось продолжением руки. Само лезвие напоминало полупрозрачное перо – тонкое, с центральным стержнем и отходящими от него волокнами. Я посмотрела сквозь «перо» на свет, и оно стадо матово-розовым, а прожилки окрасились в алый цвет, будто кровеносные сосуды. Кажется, я рисовала в конспекте нечто подобное, а потом нам показывали раритетный кубок из этого материала, наполняли его водой и демонстрировали, как он меняет цвет при добавлении одной-единственной крупицы яда.
– Сколько кинжалов выходит из одного единорога? – поинтересовалась я, скрывая возмущение. Мы с Лёном как-то беседовали об этих легендарных существах, и вампир утверждал, будто в их вымирании виноваты исключительно люди, перебившие единорогов ради драгоценных рогов и вполне съедобного, якобы целебного, мяса.
– Пять-шесть, – спокойно ответил Ролар, не догадываясь о подоплеке вопроса. – Если спилить кончик рога, не больше трети, за год он снова отрастет. Одного клинка хватает на несколько лет, он очень прочный.
– Первый раз вижу, чтобы рог единорога использовали в смертоубийственных, а не лекарственных целях.
– Ритуальных, – поправил вампир. – Его невозможно отравить, даже испачкать, а нанесенные им раны быстро затягиваются.
– А кому их наносят?
– Себе. Вольха, хорош трусить. Будет несколько капель крови, и все.
– Может, ты вообще рядом с ней ляжешь? – раздраженно перебила Лереена. – Раньше не мог все подробно объяснить?
– Да, не мог, – несколько смущенно огрызнулся вампир.
Тонкие губы Повелительницы, искусно подведенные бледно-перламутровой помадой, растянулись в понимающей, злорадной улыбке.
– Браво, Ролар! Доверяй, но проверяй, верно? А я-то уж было подумала, что ты в кои-то веки изменил своим принципам!
– Замолчи, – со звериным подвыванием рыкнул вампир, и я моментально покрылась пупырышками с ног до головы, только что не примерзнув к алтарю.
Лереена и бровью не повела; напротив, гневная вспышка собеседника доставила ей явное удовольствие.
– Я, по крайней мере, не притворяюсь закадычной подружкой, – отчеканила она, уничижительно глядя ему прямо в глаза. Ролар скрипнул зубами и отступил от алтаря, за наружный круг статуй, исчезнув из моего поля зрения.
«Хоть бы они окончательно не переплевались во время самого обряда и вообще обо мне не забыли», – тоскливо подумала я, запоздало спохватившись, что держу кинжал наподобие свечки и он, кстати, здорово ее напоминает.
– Переверни его лезвием вниз, – приказала Лереена, снова поворачиваясь ко мне, – и установи между третьим и четвертым ребром, над сердцем.