Глава 16

Я так увлеклась свободным творчеством, что не заметила, как стемнело. Крина предупредительно зажгла и поставила на стол трехсвечный канделябр. Под шелест пламени дело пошло еще прытче. Второе перо сломалось и посадило в центр свитка кляксу. Я не обращала внимания на подобные мелочи – главное, накарябать черновой вариант, а уж в Школе перепишу набело. По горькому опыту я знала – пиши пока пишется, потом может не быть ни времени, ни вдохновения, необходимого даже при ловле блох. Дело спорилось, но не двигалось к концу ни на йоту. Переизбыток вдохновения тоже вреден. В том, что моя курсовая представляет огромный интерес для науки, я не сомневалась. Но мне хотелось сделать ее интересной и доступной для широкой публики, поэтому факты частенько перемежались с описанием природы, погоды и моих ляпсусов. К концу третьего свитка (объем курсовой – два) я поняла, что зерно брошено в благодатную почву, которая при правильной культивации может взрастить солидный магистерский трактат. Это нисколько не охладило моего энтузиазма. Отложив перо и разминая пальцы, я погрузилась в сладостные мечты о славе, которая, конечно же, придет ко мне после защиты и опубликования моего пухлого труда. Меня будут узнавать на улицах. Меня будут цитировать наизусть. Меня будут приглашать на международные и межрасовые конференции, а я – отнекиваться со скучающим видом. Помакав перо в чернильницу, я с новыми силами набросилась на прижизненный памятник себе, любимой.

Щеколда скрипнула. Я была так поглощена бумагомаранием, что даже не соизволила оглянуться, поэтому вопрос: «На какой стадии завещание?» – застал меня врасплох. Я не ожидала увидеть Лёна так поздно, а уж сегодня – тем более.

– Да вот, решила наконец взяться за курсовую, – созналась я.

– На какую тему?

Я молча кивнула на витиеватое заглавие.

– В списке использованной литературы первым номером Тюдор Избавитель?

– Да, я сравниваю его наблюдения со своими. Откуда он набрался подобной чепухи? Ни одно из указанных им средств на вас не действует. Да, кстати…

Я размашисто перекрестила собеседника. Он рефлекторно отшатнулся.

«Реакция отрицательная» – пометила я на полях свитка.

– Это еще что за ерунда?

– Безотказный способ. Что там у Тюдора? – Я раскрыла «Кровопийц» по одной из закладок. – «Отскочив, взвыл мерзавец-вампир дико… закрутился на месте, раздирая когтями гниющую плоть свою…»

– А если бы сработало?

– Я бы написала: «Реакция положительная».

Лён небрежно взял один из исписанных свитков, расправил и вчитался. Он застыл надолго. Я наблюдала, сначала с гордостью, потом с опаской.

– Хм, – сказал Лён, присаживаясь на лавку и не отрывая глаз от текста. – Надеюсь, круг читателей ограничен?

– Отдай! – возмутилась я, вырывая свиток. – Это еще черновик.

– Кого это ты называешь «беловолосым упырем»?

– Это первое впечатление! – Защищалась я. – Дальше пойдут факты.

– Так дай дочитать.

– Не дам. Я дальше еще не написала.

– Так я подожду, – предложил он, осклабившись, как упырь.

Судя по высокому месяцу, было далеко за полночь. Что это ему не спится?

– Я зашел пригласить тебя на Хорошую Ночь.

– Чем же она так хороша? – Тут только я заметила, что улицы кишмя кишат вампирами. Там и сям мигали огни костров, слышался веселый гомон и нестройное пение. Запах жареного мяса и горячего пунша разносился окрест. – В честь чего праздник?

– Я же говорю – Хорошая Ночь.

– И все?

– Ну да. Почему бы не отпраздновать ночь, если она так хороша, как эта?

– А как ее празднуют?

– Как угодно. Пьют, едят, соревнуются, гуляют. Единственное условие – не испортить Хорошую Ночь. Как только у тебя портится настроение, праздник окончен.

Я подумала, что пора спать, но спать не хотелось.

«Почему бы и нет?» – подумала я.

Он без слов подал мне руку и задул свечи.

* * *

Теплая ночь засеяла черную пашню неба отборными звездами и терпеливо бороновала ее зубцами рваных облаков. Только-только народившийся месяц вживался в роль ночного светила, и летучие мыши весело трепыхали крылышками, пересекая его отточенный серп.

  54