Сама мысль о том, что ему придется увидеть майора Андре на виселице, была ему отвратительна: это было бы одновременно нелепостью, несправедливостью и, как ему казалось, объяснялось присущим американцам недостатком вкуса.
Наконец, он впервые за долгое время надел американский мундир: Толмедж снабдил его полным комплектом формы кавалериста. Он задрожал от радости, когда надевал белые панталоны, сапоги и черный мундир с позолоченными пуговицами, подобный тем, что носили солдаты Конгресса от последнего рекрута и вплоть до самого Вашингтона. Когда же в дополнение ко всему он надел треуголку с черной кокардой, ему показалось, будто с помощью нескольких локтей сукна и кожи он получил некое новое крещение от имени огромной страны, которая с каждым днем привязывала его к себе все больше. Пусть только придет победа и украсит его плечи эполетами офицера, тогда он сможет смело постучать в двери монастыря в Эннебоне, забрать оттуда Жюдит и возвратиться вместе с ней в Америку, чтобы положить начало новой ветви рода де Турнеминов…
Мысли о Жюдит вернулись к нему, как нечто само собой разумеющееся. Может быть, ярость скачки навстречу ветру, с его соленым привкусом близкого моря, вызвала образ девушки из милого далека, в глубинах которого он прятал воспоминание о ней, или же надежда обрести новую, более достойную судьбу, что начинала как бы уже просвечивать сквозь еще туманное будущее, но Жиль снова обрел свою любовь такой же, какой она была прежде, а с ней и желание возвратиться к Жюдит, сделать ее навсегда своею… Неистовое плотское желание, вызываемое Ситапаноки, потухло, как только он расстался с индианкой: она привлекала его, как магнит притягивает железные опилки, но воспоминание о ней стиралось по мере того как росло разделяющее их расстояние. И теперь он радовался разлуке с супругой вождя сенека, лишь на мгновение показавшейся ему жестокой. Один Бог знает, на какие еще глупости не решился бы Жиль из-за властного стремления обладать телом прекрасной алгонкинки, которое охватывало его всякий раз, как он видел ее!..
«Она бы превратила тебя в глупца, друг мой! – говорил он сам себе, вонзая шпоры в бока лошади. – А это слово никак не сочетается с фамилией Турнемин».
Было около часу пополудни, когда перед Жилем показался Уэст-Пойнт. Он помедлил минуту, чтобы окинуть взглядом окрестности и полюбоваться крепостью, которую Лафайет недавно окрестил Гибралтаром Америки. Местоположение крепости было выбрано с дальновидным расчетом. Ландшафт, ее окружавший, оставлял впечатление грандиозности. Крепость была выстроена на скалистом холме на правом берегу Гудзона.
Широкая, как озеро, река в этом месте текла меж крутых берегов, поросших лесом, где преобладали дуб и кипарис. На окружающих холмах были выстроены крепостные сооружения, частью высеченные в скалах, частью сложенные из толстых бревен.
В самой же крепости Уэст-Пойнт находился гарнизон в четыре тысячи человек с двадцатью крупнокалиберными пушками. Само собой разумеется, над стенами гордо развевался укрепленный на высоком флагштоке тринадцатизвездный флаг новой республики. В гавани стояли на якоре несколько хорошо вооруженных шхун.
На узкой равнине, простирающейся между фортом и рекой, царило оживление. Там расположился отряд пехотинцев, правда, в разношерстных одеяниях, но у всех были шпаги с позолоченными эфесами, а на шляпах красовались черные с красным перья.
Не слишком уверенный в том, что его ожидает в Уэст-Пойнте, Жиль медленным шагом подъехал к одному из солдат.
– Курьер из Норткастля! – объявил он лаконично. – Нам сказали, что здесь ожидают прибытия генерала Вашингтона…
Человек, к которому Жиль обратился, уставился на него, затем громко рассмеялся.
– Эй, слушай! – произнес он на чистом французском языке, густо приправленном овернским акцентом. – Ну и выговор у тебя, друг, несмотря на твой красивый мундир! Ты, часом, не из наших будешь?
– Конечно, я француз! И к тому же бретонец! – весело ответил ему Жиль, наклонившись с седла, чтобы пожать руку солдату. – Но из какого вы полка? Ваши одеяния не очень-то соответствуют уставу.
– Вот тут ты прав! Но скажу тебе, что нас, французов, тут немного, только дивизия генерала де Лафайета.
– Лафайет здесь?
– Конечно, здесь! Он прибыл сюда добрый час назад вместе с полковником Гамильтоном, сопровождая генерала Вашингтона! Мы же охраняем его с самого Лиффтчфилда. Они все трое должны быть еще там, наверху.