62 
Поэтому я, скрепя сердце, решилась спросить у тебя, не возьмешь ли ты Даниэля к себе? Ты считаешься бездетным, а это не совсем так, ведь у тебя уже есть ребенок. Насколько я понимаю, Маделейн добра и великодушна. Решишься ли ты открыться ей? Или предпочтешь утаить правду и сказать, что Даниэль — ребенок твоих норвежских родственников? Хотя говорить так бессмысленно: Даниэль — твой портрет. Твой и дяди Доминика.
Я понимаю, что ставлю вас с Маделейн в трудное положение. Если она твердо скажет «нет» — или ты предполагаешь, что она может так сказать, — забудь все, что я тебе написала. Я не хочу, чтобы мой мальчик был нежеланным ребенком в чьем бы то ни было доме. Но если вы оба не против, я прошу вас взять Даниэля к себе, чтобы он жил у вас, пока чахотка не покинет Гростенсхольм. Я не настолько сильна и, наверно, слишком люблю себя, чтобы навсегда отказаться от Даниэля. Он — единственный свет в моей жизни.
Ответь мне сразу же! Возможно, ты решишь и отказаться от своего отцовства, но, не думаю, что ты так поступишь. Насколько я тебя помню, для тебя наука всегда была важнее чувств, однако ты был добр и милосерден.
Прости меня! И попроси Маделейн, которую я никогда не видела, простить меня за ту боль, которую я ей причиняю.
Твой друг Ингрид».
Дан поднял голову И обнаружил, что просидел неподвижно полчаса после того, как прочитал письмо Ингрид.
Господи, что же делать?
Больше всего ему хотелось пойти к Виллему и попросить у нее совета. Но это было бы несправедливо по отношению к Маделейн. Она должна была первой узнать эту новость.
Он почувствовал, что кожа у него на лице стянута, и понял, что это от засохших слез. А он даже не заметил, что плакал.
Даниэль Ингридссон…
Какой же он дурак! Как он сразу не догадался! По правде говоря, он просто и не думал о ребенке, родившемся у Ингрид.
В комнату вошла Маделейн, красивая, белокурая, стройная.
— Что случилось, Дан? У тебя такой убитый вид?..
Голос у Дана пропал, он мог только шептать:
— Я получил письмо.
— Ну и что?
Дан тяжело вздохнул.
— Лучше прочитай сама. Маделейн взглянула на адрес.
— Но адресовано тебе, «лично».
— Поверь мне, Маделейн, я ничего об этом не знал. Сейчас я оставлю тебя одну. Прочти и подумай. Нам лучше поговорить, когда каждый из нас примет какое-то решение.
Маделейн с удивлением посмотрела на него. Она никогда не видела его таким растерянным и несчастным.
— Я не могу даже просить, чтобы ты меня простила. Попытайся только понять. Все дело в этом дьявольском зелье Людей Льда! Никто из нас не знал, чем обернется его действие.
С этими загадочными словами Даниэль оставил Маделейн одну.
— Я буду ждать тебя в саду, — сказал он на прощание. — Если ты захочешь разговаривать со мной после этого. Не спеши.
Маделейн начала читать. После первых же строк ей пришлось сесть, она как будто почувствовала, что последует дальше.
Дан ждал долго. Погода была холодная, и он замерз. Но не хотел уходить из сада: а вдруг она все-таки придет!
У него было время все обдумать и успокоиться. Он-то знал, что ему делать. Но все зависело от Маделейн. И конечно, от остальных членов семьи — родителей, бабушки и дедушки.
Уверен он был только в Виллему.
Он не слыхал, как Маделейн подошла к нему.
Полный дурных предчувствий, он посмотрел ей в глаза и встал со скамьи.
В уголках губ у нее дрожала неуверенная улыбка. Большие, растерянные глаза. Щеки были еще влажные и блестели — она только что умылась, чтобы смыть следы слез.
Дан не мог говорить. Не мог выдавить из себя ни слова, слезы предательски выступили у него на глазах.
Они долго молчали. В конце концов он жалобно произнес:
— Прости, я причинил тебе такое горе!
— Но ведь это случилось до того, как мы с тобой поженились! — храбро сказала Маделейн.
— Да. Однако и Ингрид, и я были обручены. Я попытаюсь объяснить тебе, что за зелье мы выпили. Ульвхедин ездил с нами, он может подтвердить, что между нами не было даже намека на любовь. Во время этой проклятой поездки в Долину Людей Льда мы с Ингрид только и делали, что спорили. Решали, кто из нас умнее и больше знает. Потом Ингрид и Ульвхедин сварили каждый себе по напитку из этих колдовских трав, которые бережно хранят Люди Льда. Тогда никто из нас и не предполагал, насколько сильными окажутся эти отвары. Ингрид сварила себе любовный напиток, только, увы, он пробуждает в людях не любовь, а похоть. Я был тогда спросонья и выпил его по настоянию Ингрид, не понимая толком, что делаю. Помню, что мы с ней безудержно смеялись. Ульвхедин приготовил себе отвар из других трав и ушел, одурманенный им. О том, что случилось с Ульвхедином, я расскажу тебе в другой раз. Я заснул. Ингрид тоже. А проснулись мы в объятиях друг у друга. Маделейн, я до сих пор жалею, что выпил это страшное зелье. Мы совершенно обезумели и не помнили, что делаем. Потом нам было стыдно, мы глаз не могли поднять друг на друга.
62 
