— Это не арбузы, а человеческие головы, — заявил Дон-Жуан, более осведомленный в подобных вещах. — Это пиктограмма — письмо-рисунок. На них изображена вся жизнь Аттилы. Должно быть, рисунок означает, что Аттила был великим воином, убившим много врагов. А то, что он на коне, означает, что он предводитель.
Дон-Жуану было досадно, что не он, а Гений первым обратил внимание на эти рисунки. А ведь кувшин столько времени простоял у него в комнате! Но когда квартира полна древностями, очень скоро привыкаешь ко всему и перестаешь всматриваться.
— Эту пиктограмму ты верно истолковал, — согласился Егор. — А теперь смотри дальше!
На следующем рисунке тот же человечек скакал на коне, очевидно, предводительствуя войском. На третьем был на пиру. На четвертом — стоял у костра, а напротив него, преклонив колени, стояли совсем маленькие человечки.
— Это слуги или рабы. Они всегда на рисунках намного меньше господина, чтобы подчеркнуть его величие. Наверное, Аттила совершил удачный поход и захватил пленников, которых обратил в рабов, — объяснил Дон-Жуан.
На пятом рисунке маленький человечек, одетый в тогу, подсыпал в чашу с вином какой-то порошок и протягивал ее Аттиле.
— Его хотят отравить! Кажется, кто-то из римлян или из подкупленных ими слуг! — взволнованно воскликнула Катя.
— Скорее всего так и было. Аттила был главным врагом Рима, и римляне, естественно, пытались от него избавиться, — подтвердил ее догадку Дон-Жуан.
На следующем рисунке Аттила был уже мертв. Он лежал на деревянном ложе, а вокруг с распущенными волосами стояло несколько женщин-плакальщиц. На седьмой и восьмой пиктограммах был изображен обряд погребения с принесением жертв. Пылали костры, и рабы сносили в сокровищницу военную добычу господина, которая должна была послужить ему в загробном мире. Самым странным рисунком был девятый. На нем был изображен совсем большой человек со странным длинным лицом, который держал в руке Аттилу и заталкивал его в кувшин с узким горлышком в то время, как тело Аттилы продолжало лежать на носилках.
— Смотрите, опять кувшин! Похож на тот, что мы разбили, — воскликнул Паша. — Но почему нарисовано, что Аттилу кладут в кувшин? Может, его сожгли, а сюда ссыпали его прах?
— Нет, Аттилу не сжигали. Дедушка же рассказывал, что видел его в гробнице, — покачал головой Дон-Жуан.
— Тогда зачем было рисовать? — озадаченный Паша открыл рот так широко, что, казалось, в него вполне можно бросить целый батон хлеба, как бегемоту из зоопарка.
— Кажется, я знаю зачем, — сказал Дон-Жуан. — Дедушка давал мне почитать одну книгу. У гуннов существовал обычай обязательной мести, а убитый царь, видимо, остался неотмщенным. Тот, кто отравил Аттилу, наверное, успел сбежать. Тогда гунны каким-то образом поместили призрак Аттилы в этот сосуд, чтобы он не направлял свою посмертную месть против них. Конечно, это только предположение, но мне почему-то кажется, что все так и было.
Лицо у Кати Большаковой сделалось бледным как мел, и она отшатнулась от осколков, лежащих на полу.
— Разве можно поместить призрак в сосуд? — спросила она.
— Только не спрашивай, как они это сделали. Древние люди обладали многими знаниями, которые впоследствии были забыты, — назидательно произнёс Дон-Жуан.
Затаив дыхание, Катя подалась вперед:
— Ты считаешь, в этом разбитом кувшине было привидение?
— Другого объяснения я не вижу. Я не могу этого доказать, но я уверен, что разбив кувшин, мы выпустили привидение Аттилы из заточения, — сказал Дон-Жуан.
— И что оно теперь будет делать, это привидение? — спросил Паша, вспоминая торжествующий рев, вырвавшийся из разбитого кувшина.
— А это ты у него спроси. Чего ты у меня спрашиваешь? — пожал плечами Дон-Жуан. — Оно сейчас где-то поблизости, яростное и разгневанное. Ищет своего убийцу, чтобы ему отомстить, а так как убийцы давно уже нет на свете, то оно…
— Будет мстить нам. Ведь правда? Ты это хотел сказать? — тихо спросила Катя.
Сглотнув слюну, Дон-Жуан кивнул. Ребята настороженно огляделись. Шторы раздувались от ветра, а бронзовые наконечники стрел и жертвенный нож в витрине стеллажа никогда прежде не казались такими зловещими.
Внезапный резкий звонок в дверь заставил всех вздрогнуть.
— Кто это? Твой дедушка? — быстро спросила Катя.
— Для дедушки еще рано, да и потом у него ключи, — ответил Дон-Жуан.
Не сговариваясь, все повернулись к Егору, а это говорило уже о многом: значит, во всех ответственных случаях доверяли именно его решению.