21 
– На это я и надеялся. Счастлив, что вы это заметили.
– А сначала он был таким грустным. Неужели вы и в самом деле хотите привлечь его к участию в вашем заговоре? Мне кажется, это слишком рискованно.
– Дорогая моя, речь шла о совсем другом заговоре. Когда Лепитр вошел в наш дом, я ничего о нем не знал. Но предложенный план показался мне интересным.
– И Лепитр – душа этого дела?
– О нет! – расхохотался де Бац. – Этого несчастного раздирают желание послужить королю и страх за собственную шкуру. Пока планы существуют только на бумаге, в нем бушуют силы льва, но как только их надо осуществлять, он становится труслив как заяц. Так что, мой ангел, я отправляюсь в Париж. И обязательно навещу монастырь.
Мари зябко закуталась в шаль насыщенного красного цвета, которую Жан привез ей в подарок из Лондона. Ей вдруг показалось, что в комнату ворвался морозный воздух улицы.
– Это означает, что я не увижу вас сегодня вечером? И, вероятно, еще несколько дней...
– Сегодня вечером я действительно не вернусь. Шевалье де Жарже живет довольно далеко, но его дом рядом с домом Балтазара Русселя. Я переночую у него. Поцелуйте меня, пока я еще вам нравлюсь. Боюсь, что через час я буду вызывать у вас отвращение...
Спустя час в потайном месте, которое он называл своей гримерной, Жан де Бац совершенно преобразился. В маленькой каморке в монастыре Святой Магдалины Тренельской у него хранились костюмы на все случаи жизни. Отказавшись от роли гражданина Агриколя или молчаливого водоноса из тупика Двух Мостов, он решил стать гражданином Гансом Мюллером – молодым эльзасцем, отчаянным республиканцем, приехавшим из родного Кольмара в Париж, чтобы оказаться в непосредственной близости от решающих событий.
Барон надел белокурый кудрявый парик, огромные очки, напоминавшие донышко бутылки, и засунул за щеки резиновые шарики, чтобы лицо казалось круглым. Потом он переоделся в поношенную, но добротную и теплую одежду – уроженец Юга, Жан всегда страдал от холода. Теперь его можно было принять и за слугу скромного буржуа, и за учителя. Ужасный немецкий акцент полностью изменил его голос. Барон отлично говорил по-немецки, по-английски и по-итальянски, но кроме того, он обладал удивительным даром – в его речи в нужный момент мог появиться любой акцент.
Барон не забыл про короткие сапоги, теплый плащ поверх карманьолы, потрепанную треуголку, которую он надвинул на самые брови, и массивную трость. Эта трость служила ему отличным оружием, поскольку в ней скрывался длинный и очень острый нож.
Экипировавшись таким образом, де Бац вышел на заснеженную улицу, стараясь держаться подальше от ее середины, где снег превратился в грязную жижу. Идти было далеко, но это не пугало барона – у него были крепкие ноги, позволявшие ему без труда покрывать большие расстояния. Когда он позвонил у дверей особняка де Жарже, уже почти совсем стемнело. Тусклые огни фонарей делали тени еще глубже и чернее. Дверь ему открыла пожилая служанка, и де Бац сказал, что он пришел к гражданину Жарже от гражданина Тулана. Женщина молча окинула его с ног до головы критическим взглядом и ушла, оставив барона одного в ледяном вестибюле. Буквально через мгновение распахнулась створка двойной двери в глубине коридора, и оттуда вышел мужчина с военной выправкой. Его суровое лицо говорило об уме и сдержанности. Изучающе оглядев посетителя, он пригласил его в маленькую гостиную, где было очень тепло благодаря плотным шторам и весело пляшущему огню в камине.
– В чем дело? – спросил шевалье. – Почему Тулан не пришел сам? И кто вы такой? Мне назвали фамилию Мюллер... Я верно расслышал?
– Да, я действительно так представился, но это всего лишь псевдоним. Я барон де Бац.
– Вы ничуть на него не похожи.
– В этом-то и соль! – засмеялся Жан. – А так вы меня узнаете? – Он снял парик и запотевшие очки. – Мне не хотелось бы при вас выплевывать резиновые шарики, от которых мои щеки стали такими круглыми...
Но генерал уже узнал его.
– Так намного лучше. Садитесь здесь и наденьте все это опять. В образе Мюллера вы будете в большей безопасности. Вы действительно видели Тулана?
– Нет. Но сегодня я встречался с Лепитром, который зашел ко мне наудачу, надеясь застать меня дома.
– Да, все думали, что вы эмигрировали. Что, кстати, было бы довольно разумно после вашей безрассудной попытки спасти короля. И все же, несмотря на все ее безрассудство, мне жаль, что вы не вспомнили обо мне, когда готовили ее.
21 
