На улице, которая вела к величавой громаде королевского дворца, было совсем мало народу: несколько запаздывающих хозяек да двое-трое торговцев, заключавших сделки на пороге своих лавок. Странники ни у кого не вызвали интереса, однако Катрин из предосторожности дала знак остановиться в некотором отдалении от жилища Кера, на которое указала Готье кивком головы;
— Вон там! — сказала она.
— Но дом закрыт!
— Лавка, конечно, заперта, потому что слишком поздно. А на верхних этажах свет горит. Еще не подали сигнала тушить огни. Впрочем, мне кажется, что и под дверью мелькнул луч света.
Словно подтверждая ее слова, дверь отворилась, и сноп яркого желтого света протянулся до середины улицы. На пороге показались двое мужчин в широких плащах, подбитых мехом. Один был высокий и худой, а второй маленький и дородный. Катрин сразу узнала первого, ибо его профиль четко вырисовывался в освещенном проеме двери.
— Мэтр Жак Кер! — шепнула она Готье. — Тот, который выше…
С этими словами она соскользнула на землю и стала тихонько подбираться к дому, стараясь держаться темной стороны. Меховщик, стоя на пороге, прощался со своим гостем.
— Значит, договорились. Завтра вам принесут эти десять беличьих шкурок из Монголии, мэтр Лальман. Уступаю вам последнюю партию. Бог знает, когда венецианцам удастся прислать нам следующую!
Маленький толстяк что-то ответил, но Катрин не разобрала его слов, затем накинул на голову черный суконный капюшон и пошел по направлению к улице Армюрье. Катрин сжала свой талисман и, не раздумывая больше, бросилась вперед. Она окликнула меховщика в тот момент, когда Кер собирался закрыть дверь.
— Мэтр Жак, — произнесла она охрипшим от волнения голосом, — согласитесь ли вы приютить ту, что объявлена вне закона?
С этими словами она откинула капюшон, открыв свое побледневшее лицо. Под глазами у нее синели круги, а золотистые волосы были беспощадно стянуты узлом. От свечей, освещавших внутренность лавки, на них заиграли блики. Жак Кер, вздрогнув, отступил назад.
— Клянусь кровью Христовой! Да это же госпожа де… Он прикусил язык, затем, не теряя ни минуты, схватил Катрин за руку и, быстро осмотревшись, втащил в дом.
— Входите быстрее! Что это за два всадника неподалеку?
— Мои слуги! — ответила Катрин. — Ожидают меня.
— Я распоряжусь, чтобы их провели во двор. Минуту терпения.
Он тщательно запер дверь, наложил тяжелые засовы, затем снял с табурета кипу мехов, чтобы Катрин могла сесть, и направился к маленькой боковой двери.
— Подождите меня! Я сейчас вернусь!
Катрин тяжело опустилась на табурет. Она изнемогала от усталости. В лавке было тепло и приятно пахло — посреди комнаты стояла жаровня, в которой горели красноватым огнем угли. Большую часть помещения занимал огромный прилавок полированного дерева. Вдоль стен стояли железные шкафы, куда складывались меха и шкуры. В одной из ниш был установлен высокий пюпитр черного дерева: на нем располагались чернильница, подставка для гусиных перьев и толстый гроссбух в пергаментном переплете. Острый мускусный запах мехов смешивался с ароматом расплавленного воска, исходящего от свечей. В доме царили спокойствие и тишина. Катрин сразу почувствовала это, и у нее стало легче на сердце, словно бы разжалась сдавившая его рука. В первый раз за долгое время она вздохнула почти свободно. ~ —
Вновь отворилась маленькая дверь, и Жак Кер кинулся к ней, взял за руки и привлек к себе.
— Бедный друг мой! Как вам удалось добраться до меня? Город кишит шпионами, и ремесло доносчика стало самым выгодным. Пойдемте отсюда. Нам лучше перейти в мою клетушку, чтобы поговорить без помех. Мои приказчики скоро вернутся со склада и начнут подбивать счета за день.
Он нежно взял под руку молодую женщину, помогая ей подняться, и повел в глубь лавки. На второй этаж вела узкая лестница. Катрин была так измучена, что пошатнулась, шагнув на первую же ступеньку, и рухнула бы на землю, если бы ее не поддержала сильная рука.
— Вы очень добры, мэтр Жак. Благодарю вас, что не прогнали меня.
Она взглянула на него, радуясь, что вновь видит это лицо с правильными и немного суровыми чертами. У него был длинный нос и рот с тонкими решительными губами. Огромный лоб говорил о недюжинном уме, взгляд красивых карих глаз был открытым, но властным. В жесткой линии губ угадывалась тем не менее натура чувственная, о чем свидетельствовали также трепетные ноздри и глубокий хрипловатый голос.