134 
…им суждено сгореть в ночь духов.
Скоро уже.
- Ты дрожишь, - Брокк здесь, рядом, он больше не прячется за бумагами, хотя те, исписанные нервным быстрым почерком, разложил. И смотрит на них, расхаживает, мерит комнату широкими шагами, проговаривая что-то, когда про себя, когда вслух.
Думает.
Он забавный, когда думает.
Загоняет себя в угол, и тень его скрывается под широкими книжными полками.
…кто-то воткнул между корешками тонкую ветвь омелы.
- Неспокойно, - ему не хочется врать, и Кэри опирается на мужа, кладет голову ему на грудь. - День такой. Мы… поедем?
- Да.
Он держит, раскачивается, и Кэри раскачивается вместе с ним, его тепла хватает и для нее тоже. А комната, освещенная тройкой зыбких свечей, плывет.
- Боишься?
- Да. Раньше как-то… а ты?
- Прибой, - он замирает, прижавшись щекой к щеке. - Я слышу прибой. И с ним приходят голоса… за Перевалом было не так, да?
- Да.
За Перевалом иначе… там свои обычаи, чуждые, непонятные. Здесь же…
- Ты не оставишь меня сегодня? - Кэри накрывает его руки ладонями.
- И сегодня тоже.
Мертвый день тянется долго, часы и те замирают, не смея поторапливать время. Кэри ждет.
Ночь.
И лиловые сумерки за окном, в которых все еще кричат раздраженные грачи. Темный зонт и плотная вуаль. Брокк в черном же строгом костюме.
Плетеная корзина с восковыми свечами.
Венок из остролиста и падуба.
Глиняная бутыль и сухие лепешки-поминальницы.
Рука, на которую можно опереться. И черный в погасших фонарях город. Он отчаянно сопротивляется темноте, первозданной, пугающей, распахивая ставни, приманивая лунный свет стеклами. Он выставляет восковые свечи и масляные лампы, раскладывает на перекрестках костры, и расчищает путь факельщикам. На площади мерцает громадина зимнего дерева. На ветвях его закреплены массивные спермацетовые свечи, которые горят бледным ярким светом, и ель кажется объятой пламенем.
- Все хорошо, - Брокк сжимает ее ладонь, успокаивая.
По-прежнему скачут ряженые, перебрасываются факелами, рассыпают искры. И от них вспыхивают вычерченные маслом по земле узоры.
Один за другим.
Здесь голос материнской жилы звучит глуше, тонет в уличном шуме. Экипаж вязнет в толпе, и к нему устремляются зазывалы. А мальчишки норовят пробиться поближе, вскочить на запятки, а то и на крышу взобраться.
Вот только охрана на сей раз не дремлет.
За площадью дорога темна и пуста. И пара факельщиков пришпоривают лошадей, но живого огня слишком мало…
- Уже скоро, - Брокк держит крепко. И пальцы железной руки его отчетливо подрагивают.
Скоро.
Сутолока человеческих подворий. Снег. Дома. Длинный берег реки и каменный мост. Колеса грохочут, и мост дрожит. Или дрожит все еще Кэри?
Кладбище.
Нынешней ночью оно пылает, разукрашенное сонмами огней. Костры раскладывают в длинных придорожных канавах, выставляют под фонарными столбами кувшины с горящим маслом, плещут на дорогу, пугаю лошадей. И те храпят, шалея от дыма, искр и пепла, который пляшет в воздухе, мешаясь со снегом.
Белое с белым.
Белое с серым.
И много алого, дикого. Рокот материнской жилы оглушает, и Кэри испытывает странное желание - отозваться, потянуться к ней, родной, такой неимоверно близкой, позволить истинному пламени обнять себя…
- Идем, - Брокк подал руку, помогая выбраться из экипажа. Кареты оставляли за чертой, и черные, они растворялись в черноте ночи. А небо гремело далекими грозами.
…говорят, хорошая примета.
Людно. Кладбищенская стена. Кладбищенские тропы, низкие толстые свечи вдоль них. И массивные, круглые на могилах ли, у семейных ли мавзолеев, что распахнули свои ворота.
Фигуры в черном, в мешковатом, украденном от ночи.
Лица спрятаны за масками, и под собственной, длинноклювой, делающей Кэри похожей на грача, уютно. Этой ночью ей не хочется показывать лицо.
Или заговаривать.
Впрочем, здесь не принято говорить, и встречаясь на узкой тропе, люди-тени расходятся, задевая друг друга рукавами, пышными ли юбками, но в звонкой гулкой тишине. В полночь ее нарушают рокоты барабанов. И Брокк, открыв бутыль вина, льет его на мерзлую землю, на ладони Кэри, которые становятся темны. Передав бутыль ей, он подставляет собственные руки…
Вытирает влажными пальцами лицо, и маска сбивается набок.
134 
