Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
230 
Вдох. Выдох.
И створки хрустального шара смыкаются над медальоном, обрывая нити. И Брокк тянется к силе, принимая ее, позволяя изменить себя.
Тело плавится.
Больно.
И лопаются струны кожаных ремней… со звоном падает что-то, катится к подземникам в протянутую раскрытую лапу.
- Стой!
Хотел крикнуть, но сорвался на рык, и неестественно тонкие пальцы сомкнулись на хрустальном шаре, подземники же прыснули в стороны, спеша спастись.
Пять секунд.
Четыре.
И три.
Упасть, покатиться, пытаясь спрятаться за пробитым гнилым боком баржи. Распластаться на земле, дыша тяжело, прерывисто. И заиндивевшая тина расползается по чешуе.
А снаружи, близко, разрывая хриплый хор грачей, раздается взрыв. Пламя выплескивается из хрусталя, со стоном, с криком, на который жила отзывается утробным ворчанием.
Натягиваются до предела путы. И гранитные стены истончаются.
Хрустят.
Рождают трещины, которые, расползаясь, сливаются друг с другом… и где-то на краю города, пока медленно, но с каждой секундой ускоряясь, расползается ткань мостовой.
…измена.
…и если не выйдет, то Брокку лучше умереть здесь. Он встает, как умеет, на три лапы, хвостом с трудом удерживая равновесие. Стучит сердце.
Стучат капли по спине, стекают с острых игл, и на бок, лаская чешую прохладой.
Выдох и вдох.
Время замерло. И старая лебедка, проржавевшая, облепленная паутиной, балансирует на ржавом штыре. В мертвой барже пахнет тиной, подземельем и огнем…
…а трещина на мостовой замирает, наполняясь алой лавой.
До краев и выше.
Пламя бьется-бьется, теряя искры с крыльев, раня о гранит, но гранит же ломая. И трещин становится больше. Древний сарай на самой окраине города проседает, вспыхивает, словно свеча.
…и грохочут, сливаясь воедино, три взрыва.
Эхо летит по опустевшим улицам, сбивая крысиные полчища в воду.
…река отступает, пятится от берега, оставляя за собой влажный след водорослей и гнилых коряг. Седые волны карабкаются на спину друг другу, чтобы скатиться, разлететься сонмами брызг. И кружит, пляшет на рытвинах воды баржа. Хрустят борта, но держат.
Серое по серому ползет.
…красное по красному.
Полосы. Полозом жила вздымается на дыбы. И город раскалывается, идет трещинами. Вскипает и снег, и тягучий черный асфальт. Камень вспыхивает и сгорает с тонким немым криком. Уши бы заткнуть.
Кровь из ушей.
Из носа и горла тоже. Металлическая шкура держится крепко, сползает с трудом, выворачивая наизнанку никчемное человеческое тело.
Вдох и выдох.
Пол шершавый под коленями. Камешки впиваются, ранят, но мелкая неуемная эта боль приводит в чувство.
…вставай, ничтожество.
Выдох.
…земля дрожит, готовая просесть, и где-то совсем близко один за другим открываются черные провалы, из которых вот-вот хлынет лава.
Вдох.
Черный алмаз в металлических пальцах, которые потеряли способность двигаться, и другая, еще живая рука, мало лучше. Не гнутся, проклятые, а надо спешить. Огненная жила, стряхнув узду чужой воли, готовится ударить.
Наотмашь.
До грохота прибоя, до звона в ушах.
До тошноты.
…и вздрагивает земля под ногами, поднимается, сбрасывая Брокка, а камень, выпав из ладони, катится по грязному полу.
- Проклятье… - каркающий ломкий голос. А грачи молчат.
Улетели?
Взвиваются струи пара. Качается-качается старая лебедка и, осев, тянет ржавые штыри, которые выходят из стены медленно, беззвучно. И лебедка падает, разламывая и без того разломанную переборку.
…камень.
…черный кристалл, который спрятался среди мелкой щепы…
…треугольник. Три вершины и три окружности.
Точка пересечения.
…Саундон.
Зеркала. И пальцы все же ловят скользкий кристалл, который притворяется мертвым. Еще одна ложь. Брокк подносит камень к губам. Вдох… и выдох, раскрывая тонкую вязь наружной оболочки, растапливая ее собственной силой.
Кэри опаздывала.
Она спешила, подгоняла храпящую лошадь, и белая пена падала под копыта, на белый же снег. Ветер в лицо, докрасна, до крови. И кровь на прокушенной губе. По подбородку, по шее, застывая живым железом.
Песня огня. Он близок, и животные чувствуют.
Крысы.
Крыс Кэри ненавидела еще с той, прошлой жизни.
230 
