Особенно,... 
62 
Кейсо слушал, терзая тонкую свою бороденку и головой качал.
— Я знал, малыш, что твоя жена тебя ранила, но чтобы настолько… ты хоть сам понимаешь, о чем говоришь?
Распрекрасно.
Янгар уже видел этот свой дом с расписными ставнями, с крыльцом на резных столбиках, с просторным двором… и конюшня будет. Янгхаар всегда любил лошадей.
…и медведица с зелеными глазами станет заглядывать в гости.
…возможно, однажды она поверит ему настолько, чтобы остаться.
…и скинет рыжую шкуру.
А Кейсо смотрит с жалостью.
— Тебя не отпустят, мальчик мой, — сказал он, наконец. — Слишком много у тебя врагов. И слишком много за тобой обиженных. Пока боятся, будут стоять в стороне, но стоит тебе оступиться, совершить ошибку, и вся стая кинется рвать. Об этом думай, а не…
…маленькая медведица умела улыбаться.
И угощение брала из рук аккуратно. Изредка касалась кожи длинным темным языком, и щурилась, мол, не боишься?
Янгар не боялся.
Она смеялась вместе с ним. И утешала, щекотала шею горячим дыханием, когда он вдруг проваливался в память.
— Я не буду тебя останавливать, — Кейсо все же опустился на гору из подушек. И массивное тело его затряслось от чрезмерного этого усилия. — Я лишь прошу: будь осторожен.
— Конечно.
Пустое обещание.
Янгхаар Каапо не умел быть осторожным.
Последний день остался со мной.
Красный лист, прилипший к ветке, подрагивает на невидимом ветру. И муть в ручье осела. Зима подкрадывалась к лесу. А наше с Янгаром время подходило к концу.
В тот день он пришел в овраг раньше обычного и, сев на мокрые листья, ждал, когда я спущусь. Янгар распустил косы, и темные волосы легли на плечи, а я заметила, что в этих волосах изрядно седины. Он ведь еще не стар, мой муж.
— Здравствуй, — сказал он.
И я коснулась раскрытой ладони носом.
— Я рад, что ты пришла.
И я рада.
Еще один день приближает зиму. И мне-медведю хочется спать, порой я проваливаюсь в сон, который глубок и лишен сновидений, но длится недолго, ведь я-человек не привычна к таким. И выбравшись из сна, мучаюсь головной болью.
Одиночеством, которое ощущается острее, чем прежде.
И неясным желанием бежать.
Куда?
Не знаю. И бегу к оврагу, в котором ждет меня человек.
Я ложусь рядом с ним, и Янгар вытягивается, опираясь на мохнатый мой бок. Мой муж не боится холода, и осенней коварной воды, с которой в тело проникает лихорадка. Он словно и не замечает того, сколь неуютен лес. И что зима близка.
И что медведи не ведут себя так, как я.
А я не решаюсь обернуться человеком.
— Завтра я уезжаю, — Янгар расчесывал волосы, привычно разбирая длинные пряди. Он не смазывал их маслом или воском, как делали многие, и ленты не вплетал. Верно, некому подарить было.
Я бы вышила…
…или еще вышью.
Когда решусь сказать.
Поверить.
Он добр со зверем, но я-человек помню его другим.
— Кёниг желает видеть меня, — в голосе слышится печаль и раздражение. — Ему надоела война. Рассказать о кёниге?
Его истории странны.
И я соглашаюсь.
— Когда я пришел на Север, — он заплетает косу. И мне нравится смотреть, как ловко движутся смуглые пальцы, — то боги приняли меня. Я слышал, как они отозвались. И здесь, внутри…
…Янгхаар кладет раскрытую ладонь на грудь.
— …словно что-то переменилось. Отозвалось. Я вдруг понял, что вернулся домой.
Он все равно чужак.
Для отца. И братьев. Пожалуй, для всех, с кем столкнет его судьба.
— И тогда я спросил у богов совета. Мне надо было знать, что делать. И боги ответили. Трижды бросал я руны, и трижды выпадало, что мой путь лежит во дворец. Я подчинился их воле.
Косы Янгар перевязывает кожаными шнурками.
— Олений город не так и велик… ты, конечно, не поверишь, но он и вправду мал по сравнению с белокаменным Баххди, не говоря уже о Кишеме благословенном, в котором сидит Богоравный Айро-паша. Кишем столь огромен, что дня не хватит, чтобы добраться от восточной стены до западной. А еще три понадобится, чтобы подняться на белую гору, где стоит дворец паши. Я видел его издали… его видно отовсюду, даже из казарм.
Его голос дрогнул, а пальцы выпустили черную косу.
— И с площади Девичьих Слез тоже… там казнят тех, кто преступил закон паши. И меня, если бы поймали, отправили бы туда… или на арену. Не знаю, что хуже.
Он цепляется за мою шерсть, и я ворчу, успокаивая. То, что было, уже не вернется. Остались за морем и площадь, и казармы, и сам благословенный Кишем, которого я никогда не увижу. Да и Янгар вдруг вспоминает о том, что рассказать собирался вовсе не о той, далекой, стране.
62 
