Особенно,... 
78 
Бездна, скрытая в черных глазах.
Я помню, как она рвалась с привязи. И как мои слова, жестокие, заемные, разорвали эту привязь.
— Никогда больше не заступай мне дороги, маленькая медведица, — сказал Янгхаар и, помолчав, добавил: — Пожалуйста. Я не хочу тебя потерять.
И тряхнув головой, он вдруг вскочил на ноги, подал руку:
— Пойдем, я покажу тебе свой дом…
…она пришла.
Янгар услышал шаги еще до того, как его медведица появилась на пороге. Зашелестел Великий Полоз, предупреждая о гостье, которая полагала себя хозяйкой. И черные кольца зазмеились по потолку.
Он все понимал, старый мудрый змей.
И смеялся над глупым своим потомком, который едва не убил.
Снова.
А его медведица стала человеком.
Почти.
Она ходила босиком по снегу, не ощущая холода. А руки ее не согревало дыхание. И ногти на них были синими, острыми. Ее сердце билось медленно, а от кожи исходил легкий травянистый запах, в котором не было ничего человеческого.
Она была высокой, почти с Янгара ростом, но хрупкой, сколь мог он различить: медвежья шкура скрывала очертания ее фигуры. Лицо же оставалось в тени, слишком густой, чтобы тень эта была обыкновенна. Она словно полог скрывала черты, но..
…не прятала?
Ведь просто все. Достаточно протянуть руку, отбросить капюшон и заглянуть в глаза, зеленые, как листвяник. Сказать ей:
— Здравствуй, медвежонок.
И рассмеяться, когда она попятится, удивленная.
Узнал?
Да и как можно было ошибиться? Ее руки — крылья чайки, что скользит над водой, лаская воздух. Ее губы — дикий мед, хмельной самим своим рождениям. И волосы — шелковая гладь молодой травы… она сама — чудо, украденное и возвращенное.
Не человеком.
Пускай. Янгар найдет способ исправить.
И если не он, то Великий Полоз…
— Пойдем, — Янгар протянул ей руку. — Я покажу тебе свой дом.
…тот, который нарисовала ему память.
— Я жил здесь, — он огляделся. — В этой вот комнате. Здесь всегда селят наследника рода, чтобы Великий Полоз присмотрел за ним. Тогда я боялся его…
И Великий Полоз беззвучно перекатывал свои кольца. Он умудрялся двигаться, оставаясь неподвижным.
— Конечно, здесь все было слегка иначе… на полу ковер лежал. Или гобелены еще…
Он рассказывал, сжимая ладошку жены.
И боль отпускала.
— …она боялась, что однажды я упаду со ступенек и сломаю руку. Почему-то именно руку…
Маленькая медведица молчаливой тенью следовала за Янгаром.
— А вот там, да, там где сейчас осины, была старая стена. Она окружала поместье, когда то только-только появилось. Но в кольце этой стены стало тесно. И ее местами разрушили.
…проломы зарастали малиной. И отец время от времени заговаривал, что по-хорошему стену надо и вовсе разобрать. К чему она? Только место занимает. И разбирали понемногу, разбивали старую кладку, выламывая крупные камни.
….малина вызревала к середине лета. Полудикая, она была мелкой, редкой, но при том — удивительно сладкой. И Янгар бесстрашно проникал в самые густые заросли. Его не отпугивали ни пчелы, что вились над кустарником, ни даже шишка осиного гнезда, повисшая на старой яблоне.
За яблоками он тоже лазил.
И под стеной рыл проход, пытаясь понять, и вправду ли уходит эта стена так глубоко, как говорят. А может, удалось бы и спрятанный клад отыскать. Ведь отыскал же он наконечник древней стрелы, еще каменной… и наставник потом долго рассказывал о том, как жили люди на заре времен.
Янгару понравилось.
Он почти решился уйти из дома и основать собственное племя.
— Там располагались конюшни…
…не осталось даже камней. Возможно, под сугробами и заносами и обнаружатся остатки фундамента и гнилые ошметки упряжи, но сейчас Янгар видел конюшни иными. Длинные выбеленные строения с острыми крышами. Внутри пахло сеном, свежим хлебом и зимой — дымом.
Янгар знал лошадей по именам.
И даже к соловому отцовскому жеребцу, отличавшемуся препаскудным нравом, подходил без опаски. А еще ныл, выпрашивая собственную лошадь. И матушка вновь волновалась, что слишком уж рано ему в седло. Отец же только посмеивался над ее страхами.
— Мужчина растет, — приговаривал он и, подхватив Янгара на руки, подбрасывал высоко-высоко… или же садил на спину соловому. И тот, в присутствии хозяина смирный, лишь гривой потряхивал да фырчал возмущенно. Не привык он детей катать.
78 
