129 
Таннис рассказывала о какой-то другой, совершенно невозможной жизни, в которую Кейрен не верил. Он пытался представить себе ее, но не получалось.
— Выспаться никогда не выходит. После ночной придешь, голова гудит, а все вокруг… всем плевать. И солнца совсем нет. Иногда воздух желтым становится, как… у леди Евгении шуба была, которую она никогда не снимала. Я думала, что шуба собачья, а оказалось — из песца, белого, только шерсть пожелтела от дыма. Леди Евгения постоянно говорила, что дымы в Нижнем городе дурно сказываются на здоровье.
У Таннис мягкая улыбка.
— Она меня учила разговаривать. И осанку держать. И вилки… у нее было много всяких вилок… специальные… для рыбы вот или мяса… шляпки еще фетровые. Мы вместе рисовали. Я неплохо рисовать умела, она говорила, что если немного подучится, меня взяли бы в мастерскую…
Она говорила, точно боялась, что, замолчав, вновь останется одна в темноте.
— И Войтех…
На это имя живое железо отозвалось гневным всплеском, и Кейрен с трудом сдержался, уложил иглы, прорвавшие кожу.
— …тоже к ней ходил. Мы танцевали. Вальс.
Капли расползались по коже, грозя скрыть ее под чешуей.
Этот человек умер, но продолжал жить в памяти Таннис. И Кейрен не представлял, как его вычистить.
— Все будет хорошо, — Кейрен, положив ладонь на ее затылок, перебирал тонкие прядки. — Все будет хорошо, девочка моя.
— Не будет.
— Я никому не позволю обидеть тебя…
— Я ведь знала… могла понять… не захотела… связалась с Грентом. И бомбу отнести согласилась. Он бы не позволил отступить, но… а если бы я ее действительно отнесла на склад.
— Тогда погибли бы многие.
Теплая кожа, шершавая от грибного сока, который не стирается. И собственная шея Кейрена зудит почти невыносимо. Но он заставляет себя отрешиться от зуда.
Говорить.
Темнота слишком страшна, чтобы прервать тонкую нить слов, связавшую их с Таннис. С каждым она становится ближе.
И больше ему доверяет.
Этого доверия хватит, чтобы она не замолчала на поверхности.
— И без того погибли многие, — шепот Таннис едва различим.
— Но ту бомбу принесла не ты.
— Из-за меня.
— Нельзя отвечать за чужой выбор. Свой ты сделала. И подтвердишь, когда поможешь следствию.
— Тебе Грент нужен?
— Все нужны, — Кейрен повернулся и, перехватив ее, прижал покрепче к себе. — Но ты права, Грент — особенно важен.
— Он не главный. Он человек и…
…и связан с кем-то, кто действительно способен заточить истинное пламя.
— Я сумею его описать, — она в темноте находит его руку и хватается за большой палец, держит, не отпускает, пусть бы Кейрену некуда деваться, но ей, похоже, страшно. — Сумею… и кофр его… такой черный, с монограммой… я ее перерисовала как-то, интересно было… а он разозлился… ты ведь найдешь его? И Томаса… он из наших. Ждал меня возле дома. Он коробку и принес, не думал, что мамаша в нее заглянет. А она у меня любопытная… если бы не она, я бы полезла и тогда…
…Кейрен остался бы без свидетеля.
Один.
В подземелье, в котором вышли на охоту белесые твари, некогда бывшие людьми.
Время.
Если оно и существует, то где-то вне пещеры.
Холод.
В отличие от времени, он прочно обжился здесь.
Влага.
Испарина на каменных стенах собирается ручейками, они же стекают, заполняя трещины. И рукав свитера набряк. Таннис пытается повернуться так, чтобы стало теплее, но пещера слишком узкая.
Кейрен дремлет, но сон его чуток. И стоит ей хоть немного пошевелиться, как он вскидывается.
— Надо ждать, — шепчет Таннис. Странно, но ей теперь кажется, что вместе они целую вечность, и что во всем мире не осталось существа ближе, чем этот пес. Он теплый.
И дышит смешно, часто. Ворчит, что рука затекла, а когда Таннис убирает голову, на плече лежащую, подтягивается, обхватывает ее и к себе прижимает.
— Так теплее, — он говорит ей на ухо, и шею щекочет его дыхание. Жаль, в темноте лица не видать. Она дотягивается, трогает широкий его подбородок, пересчитывает родинки, которых на левой щеке три, а на правой — четыре. Бархатистые какие. И Кейрен по-собачьи тычется холодным мокрым носом в ладонь.
— Это от бабушки досталось, — признается он. — Из Высших была, бастард, но… на братьях кровь сказалась, а мне только родинки и достались.
129 
