66 
Люди стремились к завалам.
— Разве нынешнее происшествие не является вящим примером вашей правоты? Мощное оружие, попавшее в не те руки… десятки жертв, если не сотни… и сотни пострадавших, которые могут стать тысячами.
— И я приехал взглянуть на дело рук моих?
— Ну… скорее было бы странно, если бы вы вовсе не проявили интереса к взрыву. Однако, если, конечно, для вас имеет значение мнение мое, я не склонен полагать вас виновным.
— Спасибо.
— Ничего личного, — отмахнулся Олаф. — Я исхожу из особенностей вашего характера. Вы слишком чистоплюй, чтобы снизойти до подобных методов.
Пожарные меж тем, заглушив моторы и свернув рукава, взялись за багры. Люди подступали к каменным завалам с разумной опаской. И Брокк явно видел, как страх борется с желанием помочь тем, кто укрыт под камнями. А желанию этому противостоит разум — после подобного взрыва выживших не останется.
— А вы?
— А я… я, пожалуй, мог бы пожертвовать малым, чтобы принести пользу большому. Инголфр… он вовсе не считал бы случившееся чем-то ужасным. Вы не хуже моего знаете, сколь пренебрежительно он относится к людям.
Верно.
Олаф скинул плащ и, стянув ботинки, поставил их под днище экипажа.
— Что до остальных, то… вы, полагаю, придете к тем же выводам, что и я. Если случится чудо и Риг вдруг сочтет идею годной, жертвы его не остановят. Он просто не станет заострять на них внимания, — Олаф расстегнул пуговицы рубашки и потянулся. Он не спешил, явно полагая, что под завалами живых не осталось, однако все же собираясь вмешаться в чужую работу. — Отнесет к факторам неизбежных затрат. А вот Ригер… дерьмо он, уж поверьте.
Рубашку, мокрую и посеревшую от пепла, грязи, пропитавшуюся дымом и местными запахами, Олаф аккуратно повесил на крюк, торчащий из борта.
— Он трусоват, чтобы решиться на такое самому, но если вдруг окажется, что кому-то нужна подобного рода… помощь, — Олаф поморщился, — и этот кто-то готов платить, Ригер возьмется за работу. А потом не побрезгует прийти за премией. Поэтому если вдруг в ближайшие дни с ним произойдет несчастный случай, я поверю в его виновность.
Олаф стряхнул с пальцев воду и, когда Брокк сбросил плащ, сказал:
— Бросьте, Мастер, в этом мало толка. А вам, должно быть, крайне неприятно пребывать в ином облике.
Выгнулась спина, и по коже пробежала рябь. Живое железо выступало испариной, капля за каплей сплетались в сеть, и тело менялось, переплавляя самого себя. Сквозь кожу прорезались шипы, и сама она морщилась, разрывалась, выпуская плотную темную чешую.
Олав из рода Зеленой сурьмы не отличался размерами, однако броня его была достаточно плотной, чтобы выдержать жар. Он отряхнулся и решительно шагнул к куче, а гвардеец, до той минуты стоявший молча, тронул Брокка.
— Мастер, вас ждут.
Верно. Здесь Брокк ничем не поможет.
От развалин тянуло жаром. Часа не пройдет, как оцепление, выставленное местной полицией, сменится людьми в гвардейской форме, исчезнут пожарные экипажи, но появятся фургоны медиков, белые, с красной полосой вдоль борта. Развернуться полевые кухни и военные палатки, укрывшие следователей от дождя. Суета не утихнет, но войдет в некое русло, когда и кровь потускнеет под налетом обыденности.
В экипаже пахнуло жаром, и Брокк лишь сейчас понял, что замерз и сильно.
Свистнул кучер, и лошади с места взяли в галоп, спеша убраться подальше от тревожных запахов дыма, камня и запекшейся крови.
Четверо.
И кто из четверых виновен?
На старых складах Брокка ждали. Экипаж остановился у ворот, и давешний гвардеец открыл дверь. Снова хлопнул зонт, но на сей раз Брокк от подобной заботы отмахнулся. Не поможет. С реки тянуло ветром, и порывы его, продувавшие одежду насквозь, выворачивали тонкие спицы, норовили разодрать и черную ткань.
— Сюда, Мастер, — гвардеец все-таки выпустил зонт из рук, и ветер, получив желанную добычу, потянул его по каменистой земле. Даже многодневные дожди не растопили ее. Вода здесь собиралась в ямах, разливалась мутными лужами, в которых плавал мелкий сор. От лужи к луже тянулись нити ручьев, словно бы сама река, сговорившись с небесами, пошла в наступление, раскинула первую робкую сеть, захватывая этот грязный берег.
Громыхнуло.
И темные тучи сомкнулись, окончательно затянув бусину солнца.
66 
